добавил Дрентельн.
– Государь в ярости! – рявкнул генерал Зуров.
Их лица абсолютно точно передавали чувства, владевшие его императорским величеством.
– Его Императорское Величество потребовал, чтобы на расследование были брошены все силы, – сказал граф Адлерберг.
– Все лучшие силы, – добавил Дрентельн.
– Государь сам соизволил указать эти лучшие силы! – это, понятно по тону, генерал Зуров.
Я невольно приосанился от гордости – оказывается, его императорское величество не только знал обо мне, но и вспомнил в тяжелую для него минуту.
– Какие полномочия я буду иметь в этом деле? – коротко спросил я, опуская как изъявления преданности, так и слова формального согласия, которых никто и не ждал.
– Именным указом Его Императорского Величества вы отзываетесь из отставки и назначаетесь на прежний пост главы сыскной полиции Санкт-Петербурга, – вступил в дело министр внутренних дел Маков.
– Указ вступит в законную силу после прохождения всех инстанций, – проворчал министр юстиции Набоков – ох уж эти мне законники, чернильные души! Еще более меня насторожили его следующие слова: – Скорее всего, уже после завершения расследования по данному делу.
Вероятно, мои чувства отразились на моем лице, потому что граф Адлерберг с приличествующей министру двора поспешностью встал и подошел ко мне.
– Для ведения настоящего дела вы получаете чистый лист, в котором всем подданным империи, независимо от чина и звания, предписывается оказывать вам всяческое содействие.
С этими словами он протянул мне лист бумаги с собственноручной подписью, при взгляде на которую я невольно вытянулся во фрунт.
Сборы не заняли много времени, мундир мой, как бы отказываясь верить своей окончательной и бесповоротной отставке, постоянно поддерживал себя в чистоте и порядке и разве что немного усох от ожидания и теперь, кряхтя и поскрипывая, пытался с прежней ладностью облечь мою фигуру. Не прошло и четверти часа, как кавалькада карет в прежнем порядке тронулась от подъезда нашего дома.
Я по должности находился в карете градоначальника, который с готовностью и присущей кавалеристам прямотой ответил на интересующие меня вопросы. Известно ему было немного. Убийство произошло, по всей видимости, ночью. В четыре часа утра о предполагаемом еще преступлении верноподданнически донесли редакторы двух ежедневных газетенок, которые явились на дом к градоначальнику и своими мольбами и криками вынудили прислугу разбудить хозяина. Перебивая друг друга, они рассказали, что в типографии, где печатались их листки, с небольшим интервалом времени явился некий господин приличной наружности, который передал заметку о состоявшемся несколько часов назад убийстве князя Ш. с невероятными подробностями и за подписью «Очевидец». Но более всего удивила редакторов приложенная к заметке радужная бумажка[1] и записка, содержавшая
Банкнота в 100 рублей.
