прощание. Дверь за ними закрывается. Мы остаемся в кругу семьи. Ах, тепло домашнего очага…
– Мало того что вы спутались с этим несносным мальчи… – тут же заводится мама.
Я вскакиваю. Так быстро, что она умолкает на полуслове. Не надев куртку и ничего с собой не взяв, кроме ключей от машины (они уже лежат в кармане), я вылетаю за дверь. Мама не успевает вымолвить ни слова, только потрясенно смотрит мне вслед.
Джаред и Хенна вышли на дорогу. Догоняю их.
– Подвезти?
До дома Хенны ехать секунды три, зато в благодарность она тепло смотрит мне прямо в глаза, когда выбирается из машины. В моей безумной, отчаянной голове вертятся безумные, отчаянные слова любви, но я, понятное дело, молчу. А потом мы с Джаредом уезжаем, хотя его тачка до сих пор стоит около нас. Я сворачиваю в противоположную сторону от его дома.
Он молчит.
Мы едем и едем. Солнце начинает садиться. В этих лесах несчетное количество проселочных дорог, многих даже на карте нет. Можно ехать целую вечность, а вокруг будут только леса да поля, изредка какую-нибудь корову встретишь… или оленя… или даже лося, если очень повезет. Гора то и дело возникает где-то на горизонте: сперва она розовая, потом синяя, а потом превращается в тень, безмолвно следящую за нашими скитаниями.
Наконец я сворачиваю к ледниковому озеру и вырубаю двигатель. Озеро огромное, кристально прозрачное и холодное, как смерть.
– Ты из-за Хенны?.. – наконец спрашивает Джаред.
– Нет, – отвечаю в темноту. – То есть из-за Хенны, конечно. Но не только. И родители, кстати, меня не слишком достали.
– Хорошо, потому что я-то спокойно к ним отношусь. Да, твоя мама меня не переваривает, но это взаимно.
Снаружи стоит удивительно темная ночь. Все-таки над моей частью света очень много звезд – столько я нигде не видел.
– Четыре с половиной недели осталось.
– Ага, – кивает Джаред. – До выпускного.
Он ждет. Я тоже. Проходит еще целая минута, прежде чем я включаю свет в салоне и протягиваю ему руки.
– На что надо смотреть? – спрашивает он.
Я показываю на кончики своих пальцев. Они все в сухих морщинках и трещинах.
– Нейродермит.
– И?
Вырубаю свет.
– Я сегодня на перемене семнадцать раз помыл руки после туалета.
Джаред долго, долго выдыхает.
– Чувак…
Я молчу. Тишина стоит оглушительная.
– По ходу, опять начинается.
– Да ладно, это просто нервы, – отмахивается Джаред. – Экзамены на носу, и эта твоя безответная любовь к Хенне…
– Не нравится мне слово «безответная».
– …ладно, твоя незаметная любовь к Хенне.
Дружески бью его по плечу. Опять тишина.
– А если я сойду с ума? – наконец шепотом спрашиваю я.
Чувствую, как в темноте Джаред пожимает плечами.
– Зато подложишь свинью сенатору.
Мы
