Роберт Харли спустился в кухню, я добивал остывшие тосты с джемом и баловал себя рюмочкой шерри.
Роб плюхнулся напротив, налил себе и хлопнул с видимым отвращением.
– Знаешь, д. м., – задумчиво обратился он ко мне, – должен тебя поздравить: со снотворным вышла хорошая шутка. Смешная. Ты нарочно?
Я широко улыбнулся и показал, что пью за его здоровье. Пригубив шерри, неторопливо кивнул:
– Сон ему нужнее, чем твои фантазии, так что извини.
– Плохо ты все-таки знаешь Мака, – хмыкнул Харли, цепляя последний тост. – Его светлость все болячки лечит лишь одним незатейливым действом, как говорится, выводит шлаки из организма.
Какое-то время мы хрустели поджаристым хлебом.
– Скажи, док, ты фехтуешь? – спросил Роб.
– Есть грех, – согласился я. – Хочешь вызвать на дуэль?
– Возможно, как-нибудь сойдемся, – неопределенно ответил художник. – И в снукер ты играешь, и в шахматах гроссмейстер, о, вот только не скромничай, так говорит Мак, не я, а уж он в этом дока, не то что мы, сироты убогие. Круто, че! Я всегда говорил: бабы – не его тема, ему скучно с бабами, и разве сыщешь такую, чтобы дышала с ним в унисон? Была одна, и ту зарезали.
– Сандра?
– Не, не эта. Сандра, сука, вечная борьба противоположностей.
– Давай обработаю ссадину, Роб, – предложил я, указывая рюмкой на рассаженную скулу художника.
– Чем? – вяло поинтересовался он, согласно кивая.
– Зеленкой! – съехидничал я и пошел за аптечкой, оставив его размышлять над колоритом.
– Зеленый с рыжим сочетается! – одобрил мой выбор Роб, когда я вернулся. – Оттенок холодноват, но ничего, экстравагантно выйдет.
– Сиди, не дергайся! – приказал я, обрабатывая края раны спиртом. Он, глумясь, томно закатил глаза, вцепившись в мои джинсы, стоически вынес процедуру смазывания бактерицидной мазью и рассмешил меня жалостливой просьбой «подуть на ранку».
В награду за героизм я выдал ему еще одну рюмку шерри.
– А поцеловать? – нахально осклабился Роб. – Ну, хотя бы в лобик, мамочка!
– Я ведь и в нос могу впаять, пойдешь на презентацию с распухшим!
Он разом угас и осунулся, как-то нервно дернул плечом:
– Все равно безбожно опоздал, душа моя, всюду опоздал… Так глупо…
– Роб, я не Курт, я тебя по спинке не поглажу!
Он фыркнул и обиженно причмокнул губами:
– Это самое обидное и есть, д. м. Понимаешь, здесь решается глобальный, можно сказать, мировой вопрос: пить или не пить… Нет, не так, конечно, пить. Быть… Э… Идти или не идти! Вроде как обещал, но вроде как опоздал, и не по своей вине, что особенно забавно. Опять же ранен в неравном бою!
– Ты все время паясничаешь? – не выдержав, спросил я. – Играешь, эпатируешь? Тебе не надоело, Роб, ты не устал от самого себя?
Он посмотрел вприщур и как-то странно ухмыльнулся:
– А ты уверен,
