е никак. А ты чего такая грустная?
– Ой, Ксюш, не спрашивай…
– Так, всё ясно. Ты тут работаешь?
– Нет, я нигде не работаю, сейчас ищу работу. Но, к сожалению, спортсменки никому не нужны.
– Подожди, а ты же на машинках гоняла в детстве, насколько я помню? Как их…?
– Картинг. Но это в детстве, а так я 7 лет в ралли участвую.
– Ого! Такая маленькая девочка и в ралли… Слушай, дай свой номер, а то мне нужно бежать – хозяйка строгая. Я тебе наберу – встретимся.
Въезжая в родной тихий дворик на своей старенькой девятке, Леночка думала о не одобренном кредите и сказочном будущем, которое начинало казаться несбыточным, как вдруг почувствовала вибрацию между ножек, прям под киской. Это был сотовый, который она по привычке бросала между ног на сиденье.
– Алло, да, это Лена.
– Ваш зелёный чай.
– Спасибо, и принесите, пожалуйста, счёт.
– Приятный официант, да и сама кафешка уютненькая, да?
– Да, уютно и главное – недорого.
– Лена, я тебе говорю – подумай, ведь это нормальная работа с охренительной зарплатой, получая которую ты хоть приведёшь себя в порядок, сменишь гардероб, ну и уж точно не будешь задумываться, сколько стоит чай в кафе.
– Работать водителем у богатой лесбиянки с садистскими наклонностями? Даже не знаю, сомнительно…
– А что конкретно тебя смущает: то, что она лесбиянка, или то, что она садистка? Кстати, насчёт садистки я погорячилась, она просто бывает очень строгая и злая. Может выпороть при всех и приковать на сутки, а вот насчёт лесбиянки… Даже если ты ей понравишься, и она проявит интерес к тебе, знаешь, ради такой зарплаты можно вспомнить молодость и то, что мы вытворяли в интернате. А вообще она хороша собой, и я не удивлюсь, если это она тебя заинтересует, а не ты её.
– Ой, Ксюш, не начинай, – растеклась в улыбке Леночка.
Закончив в сотый раз прокручивать в голове вчерашний день, Лена встала перед зеркалом и посмотрела на себя голую.
Потрогав и пошатав сисечки, она посмотрела на гладко выбритую щелочку в своем отражении, улыбнулась и сказала:
– Ну что, девочки, как думаете, не зря согласилась попробовать попасть на эту работу? Я думаю, не зря, поэтому сейчас мы поедем туда и глянем, что ж там за лесбиянка такая.
Решив, что под платьем ей будет достаточно одних еле заметных белых трусиков, Леночка застегнула платье, вступила в босоножки, взяла сумочку, напоследок оглянувшись в зеркало, улыбнулась милой блондинке и вышла из квартиры…
«Не думала, что это так волнительно… Ага, а вот и ворота. Вот это тут машинки… Так-так, не забыть – направо, налево и в самый-самый низ по узенькой дорожке. Ой, как катимся хорошо… Эээй, торм…!»
Бабахххх.... Надпись «Brabus» на чернющем лаке авто и разбитые фары с красными осколками – это всё, что успела она увидеть, скуля от боли в колене, пока чья-то тяжелая рука не взяла её за руку через открывшуюся дверь.
– Живая? Живая. А ну-ка, давай вылазь, дура пришибленная!
Это оказалась рука здоровенного амбала с отмороженным лицом, который повёл хромающую Леночку в здание, подвёл ее к двери в конце холла и, впихивая в какую-то комнату, сказал:
– Сиди, овца, тут, пока мы не решим, что с тобой делать.
Каморка с вёдрами и швабрами – в общем, бытовка. Лена перевернула ведро и уселась на его дно, не в силах стоять из-за боли в колене.
«Да, дедушка, принесла счастье твоя «девяточка»… Ох, и осчастливила…, – сказала она себе под нос, думая о том, что произошло, и вспоминая слова деда: «Не продавай её, она счастливая». – Уже час сижу, они что там, мангал разжигают, чтобы меня зажарить…?»
– Эй! Туловище рукожопое, пошли, отведу тебя к твоему счастью, – смеясь, проржала гамадрила, вошедшая в дверь. – Давай-давай, ковыляй живее, смеялся он. – У тебя почки-то хоть две?
Она молчала и, прихрамывая, шла, кривясь от боли…
– Не беси!!.. – услышала Леночка женский голос, впихнутая в кабинет пинком в спину гамадрилой.
Не очень высокая девушка лет 30 снимала с приподнятой ноги в босоножке трусики, зацепившиеся за каблук, и смотрела на её заплаканную подругу Ксюшу.
– Когда я говорю «не перебивай», значит, не перебивай! – шипела блондинка, подтирая снятыми трусами свою пизду между вульгарно раздвинутых ног, поднявших бедрами юбку. – Рот открой. Не перебивай, сука, меня… никогда… слышишь!? – шипела она, запихивая глубоко в рот скулящей Ксюше трусики. – Закрой рот, закрой, сказала! – отвесив пощечину.
У
