на лево пойд
еш головушку потеря
еш §2 на право пойдеш
ни куда не придеш §3 пря
мо пой С В У Х Ь
– Последнюю строчку скололи, – пояснил Эдик. – Ага, тут еще какая-то надпись карандашом… «Мы… здесь… посоветовались с народом, и есть… мнение, что идти следует… прямо». Подпись: Л. Вунюков.
Мы посмотрели прямо. Теперь, когда глаза наши привыкли к рассеянному свету, попадающему в зал неизвестно каким образом, мы увидели двери. Их было три, причем двери, ведущие, так сказать, направо и налево, были заколочены досками, а к двери прямо, огибая камень, вела от лифта протоптанная в пыли тропинка.
– Не нравится мне все это, – сказал я с мужественной прямотой. – Кости какие-то…
– Кости, по-моему, слоновьи, – сказал Эдик. – Впрочем, это неважно. Не возвращаться же нам.
– Может, все-таки напишем записку и бросим в лифт? – предложил я. – Сгинем ведь бесследно.
– Саша, – сказал Эдик, – не забудь, что мы находимся в телепатической связи. Неудобно. Встряхнись.
Я встряхнулся. Я снова выпятил челюсть и решительно двинулся к двери прямо. Эдик шел рядом со мной.
– Рубикон перейден! – заявил я и пнул дверь ногой.
Впрочем, эффект пропал даром: на двери оказалась малоприметная табличка «Тянуть к себе» – и рубикон пришлось переходить вторично, уже без жестов и через унизительное преодоление мощной пружины.
Сразу за дверью оказался парк, залитый солнечным светом. Мы увидели песчаные аллейки, подстриженные кусты и предупреждения: «По газонам не ходить» и «Траву не есть». Напротив стояла чугунная садовая скамейка с проломленной спинкой, а на скамейке читал газету, пошевеливая длинными пальцами босых ног, какой-то странный человек в пенсне. Заметив нас, он почему-то смутился, не опуская газеты, ловко снял ногой пенсне, протер линзы о штанину и вновь водрузил на место. Потом он отложил газету и поднялся. Был он велик ростом, неимоверно волосат и одет в чистую белую безрукавку и синие холщовые штаны на помочах. Золоченое пенсне сжимало его широкую черную переносицу и придавало ему какой-то иностранный вид. Было в нем что-то от политической карикатуры в центральной газете. Он повел большими острыми ушами, сделал несколько шагов нам навстречу и произнес хриплым, но приятным голосом:
– Добро пожаловать в Тьмускорпионь, и разрешите представиться. Федор, снежный человек.
Мы молча поклонились.
– Вы ведь снизу? – продолжал он. – Слава богу. Я жду вас уже больше года – с тех пор, как меня рационализировали. Давайте присядем. До вечернего заседания Тройки остается около часа. Мне бы очень хотелось, с вашего позволения, чтобы вы явились на это заседание хоть как-то подготовленными. Конечно, знаю я немного, но позвольте мне рассказать вам все, что я знаю…
Дело № 42.
Старикашка Эдельвейс
Мы
