кажется, не желал. В последние годы особенно заметной сделалась роль давнего друга художника и собирателя его произведений М. В. Брайкевича. Последний занимал пост товарища министра торговли и промышленности во Временном правительстве, а затем одесского городского головы. Ему удалось собрать прекрасную коллекцию мирискусников, в том числе Сомова, но при эвакуации из Одессы Брайкевич не смог взять ее с собой – теперь произведения, среди которых выделяются один из вариантов «Волшебства» и «Пейзаж с радугой» (оба – 1915), находятся в Одесском художественном музее. Обосновавшись в Англии, коллекционер вернулся к первой профессии – сделался инженером – и возобновил свое собрание, которое находится сегодня в музее Эшмолеан в Оксфорде. Оно содержит такие замечательные образцы позднего искусства Сомова, как «Зеркало» (1927), «Русский балет» (1930), два автопортрета (оба – 1928), портрет самого Брайкевича (1934).
После смерти Сомова большинство созданных им произведений, находившихся в его квартире в день кончины, перешли Б. М. Снежковскому. Работы хранились в его семье до 2007 г., когда они были проданы на аукционе «Кристис» в Лондоне[80].
В глазах современников Сомов имел репутацию мизантропа, и эту репутацию он получил не в последнюю очередь благодаря своему искусству. «Сладострастная брезгливость»[81], «запах гниения»[82], «одурманивающий яд»[83], «наваждение, чарующее и больное»[84] – вот что находили в нем критики, и оно вряд ли могло исходить от человека бодрого и благодушного, каковым Сомов, впрочем, не был.
Лаконичные наброски воспоминаний А. А. Михайловой о брате сосредоточены именно на неприязни художника к людям[85]: «Он был нелюдим, – поясняет сестра, – не любил больших компаний, его не удовлетворяло даже тогда мое общество[86], не говоря уже о позднейших временах, когда потеряв близких, мы сблизились еще сильнее»[87]. О трепетном отношении Сомова к близким и внимательном – даже к самым дальним родственникам известно из многих источников. Мемуары Бенуа указывают на нежную детскую дружбу между Сомовым и Д.В. Философовым[88]. Из школьных товарищей Сомов до конца сохранил самую теплую симпатию к Нувелю. Что касается Бенуа, с самого начала знакомства их отношения были переменчивыми: периоды единения, как во время совместного житья в Париже или ранее в Мартышкине, когда оба художника летом 1895 г. писали этюды под Петербургом, перемежались целыми годами будто бы формального знакомства. По мнению Сомова, причиной тому была невнимательность Бенуа, отсутствие к нему подлинного интереса – несколько сцен из дневника, приведенных автором в качестве иллюстраций, подлинно забавны.
Сомовский антисемитизм выдает себя при самом беглом знакомстве с дневником: не стесняясь в выражениях, автор отмечает неприятные внешние черты, особенности характера и манеру поведения, которые он считает характерно еврейскими. Достаточно упомянуть
См. каталог торгов: The Somov Collection. 28 November 2007. L.: [Christie’s], 2007.
Маковский С. К. Страницы художественной критики. Кн. 3. СПб.: Аполлон, 1913. С. 106.
Курошев Д. Художник «радуг» и «поцелуев» // Аполлон. 1913. № 9. С. 30.
Дмитриев В. Константин Сомов. Опыт исторического определения // Аполлон. 1913. № 9. С. 33.
Там же.
Подготовительные материалы к работе о Сомове К. А. Михайловой Анны Андреевны. 29.01.1929 – 08.11.1937. ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 79. Л. 16.
В рукописи отсутствует указание на время, к которому относится это высказывание.
Там же. Л. 18. Подразумевается время после 1909 г.
Бенуа. Мои воспоминания. Т. 2. С. 486.
