Шутили даже, что черный виатор делают из переработанной нефти, однако он был самым вкусным.
Продолжив следить за моими действиями, Ценин проговорил оправдание:
– Хватает-с. Подопытных вполне хватает. Только их доставить надо, а опыты расписаны по часам. Не говоря уже о том, что не все пациенты сохраняются в полном здравии до начала процедур-с, – он кашлянул и нервно посмеялся.
– Знаете, уж простите, конечно, – извинение я высказал с выдавленной театральностью, – но слушать о научном даже в таком виде сейчас бы не хотелось. Мы еще успеем это обговорить.
– Ладно-с, ладно-с, герр воитель, давайте оставим естественные науки на потом, – Ценин косо поглядел на бордовую жидкость в бутылке, предвкушая первый глоток. – Мне бы сейчас чуть-чуть бурления в крови не помешало.
Я выпил стакан залпом и уставился в одну точку, как это обычно бывает. Мгновенно все мысли пропали, и в голове наступил преднамеренный вакуум. Я не реагировал ни на что и не двигался.
Он также сделал первый глоток, а потом, как гурман, долго распробовал напиток во рту. Не знаю, что он в нем нашел, зелье совершенно прозаичное. Смачно вздохнув, будто от облегчения, он сел рядом со мной.
– После нескольких затягов трубки стоять совсем не хочется. А затяги среди курителей этого прибора не приветствуются. Ладно… Как дела на фронтах? Затворник, – Ценин указал на себя большим пальцем, – как всегда ничего не знаю.
Видимо, он очень давно не говорил с теми, кому можно доверять, а потому сейчас я от него слышал очень много слов. Что, впрочем, было на руку.
– Фронт? На фронте плохо, но Администрация ничего не сообщает. Должны были слышать про Критический Слом? Ах, да, ваша изоляция. По крайне мере, вы должны помнить, что десять лет назад была разбита грозная Ликония, чей флот нас серьезно беспокоил. Но сейчас Ликонии нет, Балтийское море полностью свободно и подконтрольно нам. Ликонская нация, доставившая нам столько неприятностей, уничтожена, в том числе и от моей руки. Дальше Ликонии лежит невероятно сильное государство, как раз названное Критическим Сломом. Всем плевать, как оно на самом деле называется. Слом – потому что наша экспансия вот уже лет пять как остановилась и никуда не двигается. Новости с фронта замалчиваются, но приходят слухи, по которым нас уже неоднократно разбили, и что мы потеряли половину ликонских территорий.
Я хмыкнул и опустил голову. Ценин сидел так же хмуро, но не улыбался, как я.
– Да-с. Сколько ни смотрю на наши кампании, а все время удивляюсь. Удивляюсь даже не тому, насколько победоноснее, будто в какой-то книжке, наши армии всех остальных, а тому, что это у меня в голове заложено как само собой разумеющееся. А все же вопрос «почему?» прокладывается в мой склад информации для генетики, евгеники и философии с искусством, который остальные зовут мозгом. И тут… такое. Слом, другими словами, конечно, не скажешь, – он тряс в руках бутылку с виатором, пока говорил.
– Но
