попытки суицида, что случай не первый, но предыдущие были демонстративными, а этот едва не закончился трагически.
Помертвелыми губами профессор пытался задавать вопросы, главврач его успокаивал, но упорно уходил от разговора о способе, которым дочь едва не лишила себя жизни. Лилонга тогда так ничего и не выяснил, кинулся в Стрельну, страшно кричал в кабинете Стаса, умоляя и угрожая. Стас при нём же позвонил, узнал, что Жанна приняла смертельную дозу того самого препарата, которым её лечили – где и как достала, сейчас выясняется – что состояние стабильно тяжёлое.
Лилонга вдруг обмяк, сделался безучастным, Стас отвёз его домой, препоручив заботам Шу, но под утро профессор был увезён скорой, определён в сосудистый центр Мариинской больницы с инсультом. Там он пролежал больше месяца, речь постепенно нормализовалась, а правая рука, поначалу висевшая плетью, вновь задвигалась и была в состоянии держать ложку и даже писать кривыми буквами.
Удар стал водоразделом в жизни Виктора Генриховича. Он вдруг до пронзительной ясности осознал, что совершенно одинок. Это не имело ничего общего с прошлой тягой к одиночеству, когда ничто и никто не беспокоит, никаких звонков и посетителей, тишина и книги. Теперь он ощущал одиночество даже в толпе. Люди перестали для него существовать, и профессору стало совершенно безразлично, что о нём думают и даже вслух говорят. Про дочь никогда сам не спрашивал, и Стас заподозрил, что и Жанны для шефа не существует, но продолжал время от времени докладывать о положении дел, которое всегда оказывалось вполне удовлетворительным.
На самом деле так оно и было. Странная вещь: лишь только профессор в конвульсиях и блевотине свалился у дверей туалета, в тот же миг на другой стороне земного шара переключили невидимый тумблер, и подопечная психо-наркологической клиники Jeanne V. Lilonga неожиданно пошла на поправку. Буквально проснулась совершенно нормальным человеком и к вечеру уже была переведена в палату.
Выписка профессора совпала с настойчивым стремлением Жанны вернуться домой, и Стас метался между континентами, преодолевая за день какие-то уже немыслимые расстояния. Зато семейную встречу организовал блестяще и, сидя с чашкой чая в своём любимом кресле у окна, исподволь наблюдал за семейным счастьем, мысленно располагаясь между отцом и дочерью, одного обнимая за плечо, а другую прижимая к груди.
Аи
Этот выдуманный им эпизод материализовался уже на следующий день: Лилонга впервые назвал его сынком и предложил переехать к ним. Стас снимал небольшую квартирку в Стрельне, недалеко от клиники профессора, но последнее время, навещая его в больнице, часто оставался в доме на набережной. Он обещал подумать, а на самом деле просто тянул время. На то была особая причина: пока Жанна находилась в Бостоне, он изучил папку с её парижскими рисунками. И хотя психиатром не был, трёх курсов мединститута
