style="font-size:15px;"> Пока остальные ели хлеб с сыром, ведя за столом оживленные разговоры, перемежаемые взрывами дружного хохота, Дик сидел, как статуя. Статуя, которая мечтала присоединиться к общему веселью, но не могла разомкнуть каменных губ. В те редкие случаи, когда Дик все-таки осмеливался подать голос, работники испуганно замолкали и настороженно переглядывались, словно действительно видели ожившую статую.
С другими жителями деревни общение тоже не складывалось. По вечерам, когда Дик возвращался домой после работы, за ним с улюлюканьем бежали ребятишки. Повинуясь жестокому инстинкту, они безошибочно улавливали в Дике парию – объект для насмешек и забрасывания камнями. Он был отверженным представителем другого класса, лишенным прежней защиты равных себе, чужаком с иной речью, иными привычками, «преступником, виновным в тягчайшем грехе перед Богом и людьми», как говорил детям директор сельской школы, рьяно исполняя педагогический долг. Увы, Дик просто не мог не стать жертвой детских издевательств. Когда в него летели камни и куски навоза, а из детских уст сыпались непристойности, он пригибал голову и старался делать вид, что ничего не происходит. Правда, сохранять при этом чувство собственного достоинства удавалось с трудом.
Впрочем, в безотрадном существовании случались и короткие просветы. Однажды, когда Дик в очередной раз удобрял почву навозом, на тропке, бегущей посреди поля, показалась знакомая фигура. К нему приехала миссис Кравистер. Она, очевидно, остановилась в большом доме: впереди бежали две жившие в усадьбе таксы. Дик снял кепку.
– Мистер Гринау! – воскликнула миссис Кравистер, останавливаясь. – Какое счастье видеть вас снова! Физический труд – это так по-толстовски! Надеюсь, вслед за Толстым вы не измените идеалам прекрасного? Полсотни поющих крестьян он называл истинной музыкой, а «Хроматическую фантазию» Баха – невоспринимаемой какофонией.
– Я занимаюсь этим не ради удовольствия, – возразил Дик. – Как отказника по убеждениям совести меня приговорили к принудительным работам.
– Ах, да, конечно. – Миссис Кравистер подняла руку, предупреждая дальнейшие объяснения. – Я совсем забыла. Отказник по религиозным убеждениям. Теперь припоминаю, с каким рвением вы изучали Библию в школе! – Она прикрыла глаза и несколько раз кивнула.
– Ничего подобного! – тщетно пытался протестовать Дик.
Если миссис Кравистер решила, что он изучал Библию, спорить было бесполезно.
– Боже мой! Библия! Какой слог! Так мог написать лишь тот, кого озарило вдохновение свыше! Помните, Магомет говорил, что красота священных текстов является знаком их божественного происхождения? Почему до сих пор никто не сказал того же о Библии? Вам предстоит восполнить досадный пробел, мистер Гринау. Вы напишете об этом книгу. Счастливец!
– Стиль, безусловно, прекрасен, – кивнул Дик. – Однако суть оставляет желать лучшего.
– Суть не главное, – безапелляционно
