за соблюдением имперских законов, касающихся использования магии, и «оказывает магическую поддержку» бездарному королю.
– …буду в Суарде, обсудим возможность брака вашей дочери и моего возлюбленного брата Люкреса. Светлого дня вам, августейший кузен Тодор.
Полупрозрачный полковник Дюбрайн по прозванию Длинные Уши, он же Тихий Голос императора, поклонился королю Тодору, бросил насмешливый взгляд на Рональда и медленно истаял в воздухе.
«Эта партия за мной», – читалось в бирюзовых глазах полковника, отвратительно похожих на императорские. Ублюдок (единственный признанный императором бастард) вообще удался в отца больше, чем все законные сыновья: тот же длинный горбатый нос, сросшиеся брови, рубленый подбородок, мощные плечи и, что главное, хитрость и злопамятность мантикоры. И, конечно же, светлый дар второй категории, стихии – разум и воздух, ровно на одну категорию выше, чем у самого императора.
Проекция длинноухого ублюдка уже несколько секунд как растаяла, но в кабинете все еще висело молчание, полное ярости и ненависти. Первой отмерла ее высочество Ристана. Прекрасный ядовитый цветок, на удивление не похожий на своего отца, Тодора Суардиса. Все Суардисы отличались резкими, угловатыми чертами и высоким ростом. Даже в свои семьдесят, полностью седой, Тодор походил на боевой гномий топор, такой же острый, жесткий и опасный. Ристана же удалась в покойную мать-северянку: точеная, словно драгоценная статуэтка, изысканно хрупкая и маняще беззащитная. Сейчас, когда она сидела за одним столом с королем и его первым советником, герцогом Альгредо – резкостью, жесткостью и даже чертами похожего на Тодора Суардиса, своего троюродного кузена, – она выглядела особенно хрупкой и нуждающейся в помощи настоящего мужчины.
– Ни за что! Отец, отдать сестру за Люкреса – безумие! – Всегда нежный и негромкий голос Ристаны сорвался, сжимающие веер тонкие пальцы побелели, словно она ломала не бездушную деревяшку, а шею ублюдка Дюбрайна.
Она кинула отчаянный взгляд на Роне – она сокращала его имя на имперский манер, и ему это нравилось – словно Роне мог сотворить чудо. Интересно, какого именно чуда Ристана сейчас жаждала больше: смерти младшей сестры или же смерти неверного ублюдка? Хотя глупый вопрос. Обоих, и чтобы смерть была долгой и мучительной.
Роне стоило большого труда удержаться от сакраментального «я же предупреждал». Он в самом деле предупреждал ее, что не стоит безоглядно верить в любовь Дюбрайна – наивные романтики не дослуживаются до полковников Магбезопасности, и газетчики не дают им выразительных прозвищ вроде «Длинные Уши» или «Имперский Палач». Но Ристана так очаровательно верила в собственную неотразимость и священное право вертеть всеми мужчинами, попавшимися на ее пути!
Отчасти в этом была и вина Роне. Он поддерживал в Ристане это заблуждение и позволял думать, что он тоже ослеплен страстью, послушен ее воле и готов для нее на любое безумство. Так было намного удобнее вертеть самой Ристаной.
Ублюдок Дюбрайн, как выяснилось сегодня, делал то же самое. А Ристана верила в
