давай завтра, – согласилась сестра. – Или послезавтра. А сейчас выпей лекарство, которое прописал доктор Кирби, и поспи. А к маме вместе съездим, когда тебе станет лучше.
– Завтра, – повторил Луис и закрыл глаза.
Он провалялся в постели шесть дней, вставал только в туалет или чтобы переключить канал в маленьком телевизоре. Головная боль не отпускала, но была вполне терпимой. В зеркале – ничего необычного. На седьмой день Луис проснулся в десять утра, принял душ, аккуратно и медленно надел шерстяные штаны, белую рубашку, синюю куртку и как раз собирался позвать Ли и сказать, что готов ехать к маме. Но тут она сама вошла в палату. Глаза у сестры были заплаканные.
– Только что позвонили. Мама умерла двадцать минут назад.
Похоронное бюро располагалось к востоку от денверского Капитолийского холма, среди старых, пришедших в запустение кирпичных зданий, которые теперь по большей части сдавали внаем. Там по ночам обычно устраивали разборки банды латиносов. Всего в двух кварталах от маминого дома. Они переехали туда из Де-Мойна, когда Луису было десять, в этом доме он вырос.
В соответствии с распоряжениями матери для денверских друзей в похоронном бюро устроили церемонию прощания. Потом гроб самолетом перевезут обратно в Де-Мойн. Там в церкви Святой Марии будет отпевание, затем погребение – на маленьком местном кладбище, где лежит отец Луиса. Прощание с покойной, лежавшей в открытом гробу, казалось Луису каким-то доисторическим варварством. Он стоял возле двери, здороваясь с гостями, и старался по возможности не приближаться к усопшей – только изредка окидывал взглядом сложенные на груди руки, нарумяненные щеки и нос.
Мытарство продолжалось около двух часов. Пришло около шестидесяти человек, в основном семидесятилетние старики и старухи – мамины сверстники. Соседи, которых Луис последний раз видел лет пятнадцать назад, новые знакомые, которых она завела в центре для престарелых или за партией в бинго. Из Боулдера приехали несколько друзей самого Луиса, в том числе два товарища по колорадскому клубу альпинистов и двое коллег из университетской физической лаборатории. Дебби не покидала его ни на минуту, вглядывалась в бледное взмокшее лицо, время от времени брала за руку, когда у него возобновлялись приступы головной боли.
Церемония уже почти подошла к концу, и тут он не выдержал:
– У тебя пудреница есть?
– Что? – непонимающе отозвалась Дебби.
– Ну, пудреница, такая маленькая штука с зеркальцем.
Девушка покачала головой.
– Луис, ты хоть раз видел у меня что-нибудь подобное? Погоди-ка, – она принялась рыться в сумочке, – есть вот такое небольшое зеркальце, оно мне нужно для…
– Давай сюда.
Луис поднял маленький прямоугольник в пластиковой оправе и повернулся к двери для лучшего обзора.
Приглушенными голосами переговаривалось около десятка гостей. Пахло цветами. Тускло светили лампы. В холле кто-то рассмеялся и тут же смолк.
