стал он грызть науки пончик,стремясь добраться до повидла.
Плетя узор цифирной пряжи,
он тихо жил в подлунном мире,
и по рассеянности даже
зачал детей подруге Ире.
Без героизма и злодейства
свой срок по жизни он мотал,
но вдруг высокий дух еврейства
в его крови заклокотал.
И стал он пламенный борец
за право выезда евреям,
его обрезанный конец,
подобно флагу, всюду реял.
В железном занавесе дырку
хотел пробить он головой,
из-за чего попал в Бутырку,
но вышел целый и живой.
И одолел судьбу еврей,
на землю предков он вернулся,
о камни родины своей
довольно крепко наебнулся.
Но, не привыкши унывать,
изжил он горечь на корню
и вскоре стал преподавать
студентам разную херню.
Ещё он очень музыкален
и тягой к выпивке духовен,
и где б ни жил, из окон спален
текли Шопен или Бетховен.
Но надоела скоро Вите
учёной линии тесьма,
и Витя круто стал политик,
поскольку был мудёр весьма.
И тут освоился так быстро
(он опыт зэка не забыл),
что даже занял пост министра
и полчаса министром был.
С утра он важно едет в кнессет,
престижной славы пьёт вино
и с обстоятельностью месит
большой политики гавно.
Зачем писал я эту оду?
Чтобы слова сказать любовные,
что в масть еврейскому народу
такие типы уголовные.
Тут непременно надо сделать интересную добавку. Витя действительно был министром науки всего три-четыре дня, а после что-то поменялось в их правительственных играх, и Витя стал заместителем министра внутренних дел. Я даже как-то навещал его по месту службы: когда ещё доведётся посидеть в кабинете заместителя министра, да ещё внутренних дел? Я только очень был разочарован: клетушка и клетушка, да к тому же – плохо сделанный ремонт. Но дело не в этом. Витя решил, что столь недолгое пребывание в министрах – может быть, рекорд всемирный, и послал запрос об этом в комитет (так ли он называется?) Гиннесса по рекордам. Оттуда ему вскоре вежливо ответили: уж извините, это не рекорд, известны люди, пробывшие в должности министров четверть часа, после чего их расстреляли. Так что Витя дёшево отделался.
А Яше Блюмину писал я восхваление – к восьмидесятилетию. Он и сегодня хоть куда, дай Бог ему здоровья и удачи. О его таланте творческом я написал в стихе, а вот о доброте его необычайной надо бы сказать особо. Он к себе в свою столярную мастерскую брал, чтобы помочь им прокормиться, таких проходимцев, что потом его печальные истории мы слушали, не зная, смеяться или плакать. Но главное о нём – в торжественной оде:
Безумной силой Геркулеса
природа Яшу наградила;
пока он юный был повеса,
вся сила в еблю уходила.
Он был художник по призванию
и был в искусстве эрудит.
Когда б не тяга к рисованию,
то
