него навалились, больно придавили, запахло карболкой и ватником. Сверху раздались выстрелы, снова крики: «Оружие на землю, мордой в грязь…» Кто-то наступил Грифу на голень, из рук дернули автомат.
Их повязали быстро и грубо. Гриф предполагал такой ход событий, но виделось это немного по-другому. Их запустят, закроют калитку, потом возьмут под прицел. Без шума и мордобоя разоружат, возможно, немного поизмываются за старые обиды, затем перейдут к делу.
Но сталкера заботило не то, с какими почестями их встретили, а то, что все эти бравые ребята были незнакомцами. Одеты кто в лес, кто по дрова. Какие-то разномастные комбезы, куртки, боты. Один ходил в феске, другой натянул на голову капюшон, а края заправил за уши и напоминал чебурашку, третий вообще в кепке. Рожи небритые, пропитые. Все расхлестанные. Оружие потасканное, калаши да обрезы. Словно банда Махно. Насчитал Гриф восьмерых, возможно, где-то есть еще. Он уже сомневался, что главарем этой шоблы окажется Карабас. БТР стоял возле основного корпуса «мордой» к воротам.
Со сталкеров сняли разгрузки, обчистили карманы, вытащили ремни, шнурки и повели гулким железным коридором. Алексея быстро втолкнули в боковую дверь. Тот даже пискнуть не успел. Его возмущенный голос донесся уже из-за закрытой двери.
– Куда вы его? – Гриф обернулся.
– Шагай, – коренастый конвоир в черной «энцефалитке» ткнул кулаком в спину. Сталкера привели в дежурку. Помещение претерпело некоторые изменения. Топчана не было. На его месте стояла пирамида из снарядных ящиков. Дальний правый угол занимал зашарканный холодильник, рядом по стене выстроились круглые емкости литров на сорок с завинчивающимися крышками. Посреди комнаты торчал, словно дыба, стул, явно приготовленный для допроса. Пахло казармой.
Слева из неаккуратно прорезанного в стене проема, распахнув железную дверь, вышел улыбающийся пижон. Он был лет тридцати восьми – сорока двух, высокий, длинные темные волосы зализаны назад, отчего его мордочка с тонкими усиками над искривленным в усмешке ртом с бледными губами, вкупе с черными глазками под бесцветными бровями, походила на крысиную. Форма непонятного бирюзово-серого цвета, как бы это сказать, облегала, что ли, если такое вообще можно сказать о военном обмундировании, худощавую фигуру. Казалось, ее шили специально на заказ для какой-то космооперы и этот «имперский офицер» не успел разоблачиться. А когда тот заговорил захлебывающимся фальцетом, сглатывая паузу и склеивая слова в тягучие сопли, сталкер и вовсе не знал, что думать.
– Кто-это-у-нас-здесь-такой-нежданчик-а-а-а-а? Кто-такой-говори-не-стесняйся-я-я, – тянул он нараспев. – Не-обидим-родной-если-сознаешься. Качака-приземли-мясо.
Сопровождающий боров грубо опустил Грифа на стул. Сталкер брякнулся задом так, что ножки взвизгнули по железному полу. Пижон присел на столешницу, скрестил на груди руки.
– Мясо-я-долго-буду-ждать? Качака-взбодри.
За тягучим песнопением, напоминающим соло церковного служки,
