Ноамчика. Чтобы все продал! И да, выпроводишь его сегодня, через часа два отсюда, можно даже пинками.
– Понял начальник, все сделаю.
– Че ты лебезишь перед ним, а? Не надо никуда меня выпинывать, я сам сейчас пойду.
Выкрикнул из-за стены Ноам.
– Вот! Я тогда забегу на работу, отчет сдам, а вечером или во дворике встретимся или я к тебе зайду. Хоть с родителями твоими поздороваюсь. Сколько времени не заходил уже.
– Ну, давай так.
Спустя время, после ухода Марка, Соломоныч завел разговор.
– Вот ты говоришь, чего я так расстилаюсь то? Власть она и есть власть, хоть я и торговец специями и ко мне нет претензий, но сам знаешь, как в этом городе может все с ног на голову встать. Сколько раз уже так было? Один только храм, сколько изменений претерпел? И вот опять он строится. А на сколько времени, в этот раз? Одному богу измученному известно.
– Соломоныч, ты бы язык попридержал, а то не ровен час, за такие мысли тебя.., ну сам знаешь. Завтра суббота, местных никого не будет, вон тот ящик, с него продавай завтра, заезжие одни будут.
– Да молчу, молчу. Это же я так, в кругу своих, а так я молчу, ты же знаешь. Я все понял, хорошо вам погулять там. На, держи, подарочек матери передай, там кулечек с новыми специями.
– Спасибо! До завтра!
Ветхий, ничем не приметный дворик, хранит в себе тайны многих поколений и так же, терпеливо ожидает новых историй. На дома, стены, тропинки, неказистые детали интерьера ложится, словно золотое опыление, случаи и все оттенки эмоций очередного круга поколений. И каждое из прошедших и давно канувших в лету, они все оставили в этом дворике, в этих домах что-то свое. Посаженное дерево или выломанный, по случаю прутик из заборе, прикаченный кем-то огромный валун, который в последствии стал служить как подручная подставка или сидение для маленькой передышки. Все это собирается долгими годами, порой веками, тот или иной дворик обрастает самой натуральной жизнью. Извилистая, узенькая тропинка, ведущая со двора на территорию маленького оазиса, сад для смежных дворов квартала. На этом пути, проходя вдоль серой стены, где-то с краю выдолблена надпись: Я Люблю Жизнь! Кем, когда, зачем она была сделана? Замыленный взгляд карусели поколений воспринимает ее как нечто обыденное, не вникая ни в смысл этих слов, ни в историю, что подтолкнула человека начертать именно эти слова в столь видном месте. Что он этим хотел сказать? Что испытывал в те часы? Вряд ли это бессмыслица или хулиганский выпад. Никто уж не ответит. Два товарища, два друга с детства, войдя в душистый вечерний сад, как всегда о чем-то говорили, в слегка развязной манере.
– Марк, мутный ты какой-то сегодня. Задумал что-то, спиной чувствую. Да, и от чего ты не в одежке своей казенной? В старье каком-то.
– Эх, хорошо тут дышится, прям…
– Марк!
– Да ладно, ладно, не поднимайте понапрасну вопль, друг мой. Два, три дела
