взглянул на профессора и спросил:
– Какого черта, проф? Что это было?
Терехов – седой, морщинистый, с черной полоской крашеных черных усов над губой – натянуто улыбнулся, а затем на всякий случай откатился на своей инвалидной коляске от ванны.
– Успокойся, Волчок, – успокаивающе проговорил он. – Ты снова дома. С тобой все в порядке.
Егор откинул со лба мокрые темные волосы, вперил взгляд в морщинистое лицо профессора и отчеканил подрагивающим от ярости голосом:
– Вы сказали, что это будет кратковременный «пробный запуск» и что ничего страшного не произойдет.
– А разве что-то произошло? – вскинул брови Терехов.
– Вы перенесли мой разум в тело нациста Грофта! И не просто нациста, а профессионального убийцы!
– И что такого? – с обезоруживающей простотой спросил Терехов. – Не все ли равно, какая профессия у «носителя»? Тебе уже случалось вселяться в тело средневекового кузнеца. А он тоже был отчаянным головорезом.
– Вы не понимаете! Грофт – агент-ликвидатор! Теперь я помню и знаю все, что помнил и знал он! Помню, как я убивал людей, – понимаете вы это?
Терехов, продолжая натянуто улыбаться, на всякий случай откатился еще на полметра.
– Успокойся, дружок, – мягко проронил он, – ты этого не делал.
– Но сцены убийств остались в моей памяти. Да я теперь спать спокойно не смогу!
– Сможешь, – уверенно возразил профессор. – Грофт мог, и ты сможешь. Эти воспоминания не несут негативной окраски. Убийства были для агента Грофта обычной работой. И, кроме того, у профессиональных убийц очень устойчивая психика.
Егор поморщился:
– Вижу, моя психика вас совершенно не интересует.
Профессор Терехов пожал худыми плечами:
– Я учил тебя абстрагироваться от чужих воспоминаний. Воспользуйся этим навыком. Да и вообще – хватит сидеть в ванне. Иди прими душ и переоденься в чистую, сухую одежду. Это поможет тебе успокоиться и трезво взглянуть на ситуацию.
Двадцать минут спустя Егор Волков и профессор Терехов сидели в креслах перед журнальным столиком, на котором красовались бутылки с красным вином и вазочки с закусками. Кресла были антикварные, с резными, сильно потертыми подлокотниками.
Егор уже принял душ, и его зачесанные назад влажные темные волосы поблескивали, отражая свет люстры. Худощавое, чуть вытянутое лицо Волкова было сосредоточенным, а взгляд желтоватых глаз – строгим и хмурым.
Дом профессора был набит антиквариатом под завязку, и несмотря на уютную обстановку, Егору всегда было тяжеловато дышать в окружении этих громоздких дубовых шкафов, тумб и сервантов. Отпив глоток вина, он поставил фужер на стол и полез в карман рубашки за сигаретами.
– Ты все еще куришь? – удивился Терехов.
– Иногда, – ответил Егор и вставил в губы сигарету.
– А я думал, спортсменам это запрещено.
–
