>Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ФЕЛЬДМАРШАЛ В БУБЕНЦАХ
– Стало быть, во всем, как всегда, виноват дьявол? Право, как удобно иметь под рукой такого безотказного ответчика. – Ошибаетесь. Дьявол лишь выполняет желания… Или приказы, если угодно. Отвечать же за них каждому в свой срок придется самому
Глава 1. Рай и его хищники
Тревизо, 1547 год
Жесткая рука схватила за ворот камизы и рванула назад так, что затрещали дешевые нитки.
– Спешишь, висельник? – пророкотал хозяин в самое ухо Пеппо, – попробуй только за старое приняться! Пальцы клещами повыдергиваю, как редьку!
Ответная грубость леденцом звякнула о стиснутые зубы, и Пеппо кротко пробормотал:
– Да Господь с вами, мессер, и в мыслях не держал.
А хозяин пнул его в спину, почти выталкивая за порог.
– Гляди мне, поганец малолетний! – рявкнул он напоследок, но вопль этот осколками разлетелся о захлопнувшуюся дверь, и Пеппо, не сдерживая ухмылки, сбежал по ступенькам. Вскинул голову, подставляя лицо солнечным лучам, потянулся было опустить засученные рукава, но тут же поморщился и поддернул их повыше: рукава давно были коротки.
Привычно огладив ладонью стену, подросток двинулся по улице. Что там рукава… От хозяйских повадок скоро вся рубашка пойдет на лоскуты. Впрочем, до зимы и без рубашки не пропадешь. Куда важнее, что он сдержался и не нагрубил хозяину в ответ. Он слишком долго ждал этого дня, чтоб просидеть в мастерской под замком… Дзинь!!!
– Да чтоб ты скис, лахудрин сын!!!
Погруженный в раздумья, Пеппо наткнулся на торговку посудой, вывернувшей навстречу из-за угла. Несколько мисок оглушительно грянулись о мостовую и сейчас радостно вертелись, рассыпая звонкое медное стаккато.
– Простите, донна, – процедил Пеппо, наклоняясь и подбирая миски. Выпрямился, украдкой шире распахивая глаза. Торговка вырвала посуду из его рук:
– Э! Сгинь! Прочь глазищи, ирод! – взвизгнула она, поддерживая лоток левой рукой и широко крестясь.
– А это за «лахудрина сына», – вкрадчиво пояснил Пеппо и двинулся дальше. Позади послышался плевок.
– Дурнoглазый! – ударило в спину.
Подросток не обернулся. К бесам всех… Сегодня ничто не испортит ему день. Даже нападки горожан. Даже отхлестанные с вечера плечи, к которым до сих пор гадко прилипает камиза. Он пообещал себе это еще на рассвете, когда под куполами Собора ударили колокола, во весь голос возвещая о наступлении праздника Святой Троицы. Воскресенье… День, чтоб распрямить спину и вволю хлебнуть ласкового ветерка, несущего с каналов гниловатый запах разогретого ила.
Пеппо любил маленький провинциальный Тревизо почти так же сильно, как ненавидел его обитателей. Город был ему другом, верным и надежным. Все в нем – и выщербленные камни криво замощенных улиц, и густая зябкая тень, гнездящаяся среди тесно выстроенных домов, и вечная сырость – все было знакомо, понятно и незыблемо.
В обычные дни городок походил на улей, вибрирующий ровным рабочим гулом. Разве только пчелы на лету вряд ли горланили песни и похабно ругались. Но сегодня никто не собачился понапрасну. Мастерские были закрыты, а лавки работали едва ли не с ночи. Веселые толпы простонародья в выходном платье, еще хранящем складки и запах запертых сундуков, клубились на улицах и площадях. Повсюду было вдоволь дешевого вина, траттории источали дурнотно-упоительный запах мяса и трав, и каждый час с соборной колокольни несся благовест, отчего-то заставляя душу шальной птицей взметнуться к небесам.
Пеппо сбавил шаг, всходя на шаткий мостик и отводя от лица прохладные плети старой ивы, нависающей над затянутой зеленью водой. Под ногой хлопнула третья доска. Вот черт, недавно хлопала только шестая… И в узоре трещин на ветхих перилах наметилась новая. Надо перестать здесь ходить, не ровен час, провалишься…
Но до места уже было рукой подать. Еще две извилистые улочки, и стал слышен звон колокольцев, скрип телег и гвалт веселых голосов. Ноги оскальзывались на гниющих остатках овощей, упавших утром с подвод и раздавленных колесами и копытами. Последний поворот сдернул с лица тень переулка, и ярмарочная площадь обрушила на Пеппо тугую волну оглушительного гомона и резких запахов. Здесь переплетались свежий аромат хлеба и радостный дух базилика, терпкие ноты дубовых винных бочек, сыромятных кож, нового полотна, и все это привычно сдабривалось зловонием навоза и слитой наземь крови из мясных рядов.
Остановившись у стены, Пеппо замер, вливаясь каждой клеткой своего существа в этот бестолковый, шумный, изобильный мирок. Пора было приниматься за дело…
***
Это
