cвiтi трохи єсть таких.
Сивуху так, мов брагу, хлище![3]
Котляревский, Энеида – речь идет о выдающемся произведении украинской литературы XVIII–XIX веков, поэме-бурлеске «Энеида», написанной украинским поэтом, драматургом и переводчиком Иваном Петровичем Котляревским (1769–1838) на сюжет одноименной поэмы Вергилия. Первые три части поэмы вышли без ведома автора в 1798 году, сам Котляревский подготовил издание четырех частей поэмы в 1809-м – в год рождения Гоголя.
Когда будущий писатель учился в Полтавском поветовом училище, Котляревский был одним из директоров Полтавского театра, где состоялась премьера двух его пьес – «Наталка-Полтавка» и «Москаль-чарівник». Котляревский оказал заметное влияние на творчество Гоголя – в его тетрадях сохранилось 22 эпиграфа, выписанных из текста «Энеиды». Есть все основания полагать, что Гоголь задумывал комическую бытовую повесть, литературным фоном которой служила бы поэма Котляревского, сыгравшая ключевую роль в переходе от староукраинского к современному украинскому языку и увлекавшая живым, неформальным изображением народной жизни. Из 22 выписанных эпиграфов Гоголь использовал три – к разным частям «Сорочинской ярмарки», содержание которых перекликается с сюжетом поэмы.
Но главное, что сближает двух великих авторов, – это природа смеха, уходящего корнями в бурлеск. Это смех, органично связанный с народной смеховой культурой, сплавившей высокое и низкое, комическое и серьезное, обыденное и героическое.
Иван Котляревский
– Так ты думаешь, земляк, что плохо пойдет наша пшеница? – говорил человек, с вида похожий на заезжего мещанина, обитателя какого-нибудь местечка, в пестрядевых, запачканных дегтем и засаленных шароварах, другому, в синей, местами уже с заплатами, свитке и с огромною шишкою на лбу.
– Да думать нечего тут; я готов вскинуть на себя петлю и болтаться на этом дереве, как колбаса перед Рождеством на хате, если мы продадим хоть одну мерку*.
«…хоть одну мерку». Мерка (истор.) – старинная единица объема сыпучих тел, приблизительно равная одному пуду (16 кг) зерна.
– Кого ты, земляк, морочишь? Привозу ведь, кроме нашего, нет вовсе, – возразил человек в пестрядевых шароварах.
«Да, говорите себе что хотите, – думал про себя отец нашей красавицы, не пропускавший ни одного слова из разговора двух негоциантов, – а у меня десять мешков есть в запасе».
– То-то и есть, что если где замешалась чертовщина, то ожидай столько проку, сколько от голодного москаля, – значительно сказал человек с шишкою на лбу.
– Какая чертовщина? – подхватил человек в пестрядевых шароварах.
– Слышал ли ты, что поговаривают в народе? – продолжал с шишкою на лбу, наводя на него искоса свои угрюмые очи.
– Ну!
– Ну, то-то ну! Заседатель, чтоб ему не довелось обтирать губ после панской сливянки, отвел для ярмарки проклятое место, на котором, хоть тресни, ни зерна не спустишь. Видишь ли ты тот старый, развалившийся сарай, что
Видишь ты, какой парнище? На свете мало таких. Сивуху, словно брагу, хлещет! (
