не так.
– Четыре года назад. – Он старается не встречаться со мной взглядом. – Когда мне было четырнадцать. Я часто убегал из дома. Честно говоря, я натворил немало всякой хрени. Обычно я ночевал у Кви, но иногда его родители начинали беспокоиться, и тогда я понимал, что пора на время исчезнуть. Сделать вид, что я возвращаюсь домой. Вместо этого я находил старые здания или места, где можно поставить палатку. Но в итоге родители всегда выслеживали меня. Под конец дошло до суда. Меня приговорили к общественным работам, и я провел сотню часов – не преувеличиваю, – подбирая мусор на шоссе.
– А почему ты убегал из дома? – спрашиваю я.
Меня изумляет сама идея, что можно прятаться от родителей. Это кажется таким… неуважительным.
– Мой папа, – отвечает Джексон. – Мой папа был полным… – Он замолкает и снова смотрит на школу. – Мы не ладили, – поправляется он. – У нас были разные ценности. И мне не нравилось, как он обращался с моей матерью.
– А сейчас?
Джексон бросает на меня мимолетный взгляд и долго молчит, прежде чем ответить.
– А теперь нас осталось только двое, так что у нас нет выбора.
– Двое?
– Мама умерла, – поясняет он, нервно сглотнув, словно у него перехватило дыхание. – Ее не стало три года назад, и папочка быстро протрезвел.
Внезапно я чувствую укол боли в сердце. Никто из моих знакомых никогда не умирал.
– Мне так жаль.
– Верю, – отвечает он, поежившись. – И я понятия не имею, зачем я тебе только что это рассказал. Это было глупо. Прости.
Он отводит взгляд. Такой ранимый. С выражением боли на лице. Он явно не хочет об этом говорить.
Мы сидим молча и едим конфеты. Мы молчим, но при этом не чувствуем неловкости. Когда Джексон снова поворачивается ко мне, его лицо смягчается.
– Так что насчет тебя? – снова спрашивает он. – Ты здесь уже восемь месяцев. Как часто тебя отпускают домой?
– Никогда.
– Что? Ты просто… остаешься здесь?
– Да. Мы постоянно живем здесь. У нас интенсивная программа.
– Ты часто выбираешься наружу?
– Я? Нет, никогда. Но когда мы на территории школы, за нами следят не так усердно, как во время экскурсий.
– Но если вы не выбираетесь на волю, что же вы делаете? Я имею в виду в свободное время.
– Мы с девочками много болтаем, – отвечаю я. – Рассказываем истории. Делимся слухами. Иногда о мальчиках. – Я улыбаюсь.
– О мальчиках? – повторяет он, словно это что-то возмутительное. – Во множественном числе? Вы часто тут видите мальчиков?
– Ни одного. Поэтому мы о них и болтаем.
Он смеется.
– Я попаду в список?
– Уже попал, – серьезно говорю я. – Мы строили о тебе всякие предположения. Мне так не терпится рассказать им все, что я о тебе узнала. Ты восхитителен.
Джексон вздрагивает.
