существовал больше для отвода глаз.
Бородавка всегда отличался чертовской дальновидностью и звериным нюхом. Благодаря чему не упокоился где-нибудь на дне Гудзона и даже не просто выжил, а превратился из рядовых «торпед» в незаурядного бизнесмена.
Раньше своих коллег он понял: эра старой доброй Мафии катится к закату. Вито Дженовезе, Аль-Капоне, Фрэнки Костелло были, конечно, славными парнями, но теперь, дьявол подери, в гольф играют по другим правилам. Нет: разумеется, дон Винченцо не то что бы начисто отрёкся от опыта достопочтенных предшественников. Ежели какой-нибудь сукин сын надумает крысятничать, то милое дело – украсить его «сицилийским галстуком» и замуровать в фундамент нового «Хилтона». Но вместе с тем…
Бородавка не стал пробиваться в Капо де тутти капи – Верховного босса всей американской мафии. Его не волновали ветхозаветные титулы. («У меня на эту фигню не стоит!» – говаривал дон Винченцо.)
Не растрачивая сил на войну с другими кланами, он безжалостно перекроил своё «дело» в соответствии с духом завтрашнего дня. Решительно отрёкся от традиционного криминального бизнеса – тотализаторов, наркотиков, контрабанды оружия… На месте типичной сицилийской «Семьи» по кирпичику выстроил могущественную транснациональную корпорацию.
Винченцо Фраскезе и сам давно не воспринимал себя сицилийцем. Он уже тыщу лет не всплескивал руками, не кричал: «Порка Мадонна!». Могучий темперамент Бородавки не взрывался аппенинским фейерверком, а тлел под спудом. И, бывало, живьем сжигал тех, кто по наивности принимал улыбчивое спокойствие Дона за чистую монету.
В равной степени дон Винченцо не ощущал себя и американцем, – хотя каждое утро вздымал над собственной виллой звездно-полосатое полотнище. Он сделался гражданином человечества, магнатом-космополитом, ежедневно отслеживающим свои и чужие дела в Амстердаме и Осаке, Лос-Анджелесе и Претории, Москве и Сиднее. Пребывая в благодушном настроении, он именовал свою корпорацию Армией Спасения. («Спасения мира от лишних денег!» – добавляли под шумок смельчаки из его приближенных.)
В отличие от других транснациональных акул, Мистер Бородавка подгребал под себя нефть, уран и алмазы только между делом. Главным образом бизнес Дона был нацелен на шедевры человеческого гения. Его «полем для гольфа» стали полотна великих мастеров, античные статуи, древние манускрипты… – всё, что находило самый живой спрос и на мировых аукционах, и – минуя аукционы – у богатейших людей планеты. С подачи своего создателя Синдикат исповедовал истину: искусство, уникальное мастерство и интеллект – вот главные товары новой эпохи.
– У меня теперь стоит только на духовные ценности! – скалил незаурядные челюсти старый аллигатор. – Особенно на эту бабёшку из Лувра. Как ее там? Ах да, Джоконду!
Вот и сейчас Синдикат уладил одно небольшое дельце с владельцем крупного антикварного салона в Париже, дерзнувшим не подчиниться указаниям «Армии Спасения».
