дома его очень любили. А старенькая соседка Галина Абрамовна, которая называла Борю «Маленький Царь Давид», узнав о его гибели, получила разрыв сердца и умерла в тот же день, когда погиб Боренька Симис.
Борю и Галину Абрамовну хоронили вместе. Их обоих, осыпанных цветами, везли на одном грузовике и толпы рыдающих людей шли и шли квартал за кварталом, провожая в последний путь 70-летнюю женщину, назло всем смертям сумевшую выжить за годы войны, и ребёнка, погибшего за день до долгожданной победы. Ребёнка, которого она любила всей душой как родного за ум, за талант его сердца быть отзывчивым и добрым, за его чистую детскую красоту.
А Боренька Бродский[21] с головой окунулся в своё безотцовское детство. С восходом солнца, наскоро съев бабушкину мамалыгу, он уже был во дворе и поджидал на лавочке друзей, с которыми они вместе где-то бегали весь день. Эта ватага худых послевоенных мальчишек, носившихся по улицам, лазающих за шелковицей по деревьям, рыскающих по подвалам, чердакам и базарам, беспризорно росла вместе, проходя через детство и юность, и была счастлива своему естественно рождённому братству.
За годы войны многие учителя школ не вернулись с фронта. Разбитыми в руинах стояли школы. Детские садики, как дошкольные детские учреждения, восстановить долгое время не удавалось. А родители изо всех сил были заняты выживанием в голодные послевоенные годы, стараясь прокормить свои семьи, что было их первостепенной задачей. Дети же были предоставлены улице и самим себе. Их детские представления о жизни формировались в этих «естественно рождённых братствах», то есть в дружбе на всю жизнь. Дети учились друг от друга и плохому, и хорошему.
– Лёнька, паразит, без картошки домой не возвращайся! – кричала горластая тётя Тася своему девятилетнему сыну. Ей и в голову не приходило, что можно выразить свою просьбу как-то иначе.
И друзья помогали Лёньке в выполнении возложенного на него важного задания. Все собирались и гуртом ходили на Новый рынок. Бореньку тоже пытались учить искусству воровать, но, как выяснилось, ни таланта, ни способностей на этом поприще у него не оказалось. Зато Лёнька по прозвищу Нос, Женька Кирьязи и Сёмка-Патрон были настоящими мастерами своего дела. Тащили с рынка картошку, лук, мыло, авторучки, промышляя по карманам, где только могли. В некоторых семьях взрослые даже рассчитывали на такого рода «доход» из рук своих детей.
Коля Мещеряков был старше всех. Он жил в доме напротив и часто источал множество проказливых идей. Толя Гильруд, по прозвищу Тоха, был удивительно красивым мальчиком с иссиня-чёрной густой копной на голове и по-восточному смуглой мордочкой, украшенной длинными чёрными ресницами, обрамлявшими зелёные глаза. А вот Вовка Ласковец выглядел ужасно смешно. Его маленькое худенькое тельце, казалось, с трудом удерживает большую голову, и друзья прозвали его Головастиком или Бомбочкой. У Тохи тоже со временем появилось прозвище – Коняка, так как он стал вдруг потягивать шею, как цирковой конь.
Боренька был худеньким, как и все послевоенные мальчишки, но как-то уютно
В детские годы Боря носил фамилию Бродский, по дедушке. Позже он стал носить фамилию отца Бимбад.
