Кроме индивидуальных уроков по овладению техникой игры на определённом инструменте, существовали и совместные классы по теории, сольфеджио и музыкальной литературе, где я и мои сокурсники шлифовали свои преподавательские навыки.
Но однажды в порядке практики мне поручили позаниматься с необычным учеником. Надо было провести около 15 занятий у него дома. Как оказалось, он жил недалеко от меня, и в ближайшее воскресенье я направилась по указанному адресу.
Надо сказать, что я с удовольствием откликалась на каждую возможность давать индивидуальные уроки теории музыки и сольфеджио, потому, что объясняя кому-то, лучше начинаешь понимать сам. Этот маленький профессиональный секрет я открыла для себя почти сразу, начав свою индивидуальную практику.
Дверь мне открыла Сашина мама, Лидия Васильевна. Она, очевидно, была занята на кухне и на её плече лежало маленькое кухонное полотенце. Глаза её искрились улыбчивой приветливостью, а на правой морщинистой щёчке обозначилась маленькая симпатичная ямочка. Седые волосы были гладко и аккуратно собраны сзади в небольшой пучок.
Лидия Васильевна повела меня по длинным коридорам коммунальной квартиры, заставленным какими-то шкафами, висящими на стенах велосипедами и провисающими над головами верёвками для сушки белья. Наконец, в конце коридора мы подошли к двери, ведущей в её комнату. Лидия Васильевна открыла её и пропустила меня вперёд.
Я вошла и замерла у порога. Дверь отворилась… в продолжение того же коридора, который теперь, находясь в тупичке коридора, превратился в жилое помещение, то есть в комнату, где и жила Лидия Васильевна с её сыном Сашей. Эта комната-коридор приходилась их маленькой семье всем: и прихожей, и спальней, и гостиной, и кабинетом. В самом конце было одно небольшое окно, завершающее коридор и смотрящее в никуда, так как жили они под самой крышей на краю широкого обрыва. Вся небогатая обстановка комнаты стояла вдоль правой стены. Левая же оставалась пустой и служила проходом через всю комнату до самого конца к единственному окну. Вся нехитрая мебель стояла впритык от угла до угла: шкаф, односпальная кровать, стул, затем стол, ещё один стул. И, наконец, в конце, между вторым стулом и стеной с окном стояла тоже односпальная кровать для Саши. У изголовья его кровати приютился третий стул и рядом с ним небольшая книжная полка с аккуратно стоящими рядами книг.
Мама приветливо хлопотала и что-то говорила, не умолкая, заполняя все словесные паузы и не зная, как меня усадить и чем угостить.
Саша же, поздоровавшись со мной, молчал, время от времени вскидывая на меня застенчивый, но умный серьёзный взгляд. Он был немного полноват, небольшого роста, темноволосый молодой человек лет двадцати двух. Его вполне можно было бы назвать красивым, если бы не бледная припухлость лица человека, мало двигающегося и редко бывающего на воздухе. Слегка редеющая от постоянного контакта с подушкой макушка дипломатично пряталась под крупными, щедро рассыпанными кудрями. Он встретил меня лёжа поверх одеяла на своей кровати у окна, так как не мог
