меня, как молодого учёного, выдвинули на грамоту ЦК ВЛКСМ, тоже неизвестно за что. Это был мой самый большой взлёт в комсомольской карьере, и с этим я улетел в отпуск «на юга», в Сочи. С этого же момента начался мой самый крутой комсомольский спуск.
Прежде чем продолжить описание моих комсомольских приключений, расскажу о семейной трагедии, на фоне которых эти приключения происходили: моя любимая тётушка, школьная учительница русского языка и литературы, совсем нестарая, только недавно вышла на пенсию, так у неё обнаружили рак в запущенной форме. Уже развивалась водянка, и раз в две недели необходима была операция по откачиванию ведра жидкости из брюшной полости. Спустить её по лестнице на табуретке с четвёртого этажа мне каждый раз помогал кто-нибудь из друзей. Такси подвозило к приёмному покою больницы, один из нас бежал за креслом-каталкой, туда пересаживали пациентку и тянули-толкали эту вихляющую таратайку по ухабистым больничным коридорам. В операционной пересаживать на гинекологическое кресло иногда помогала медсестра. Потом шли искать хирурга и заманивать его на операцию. Врач был хороший: приходил и умело делал прокол. Потом мы с другом ловили такси, доставляли тётю обратно на её четвёртый этаж, и я в полуобморочном состоянии ехал на работу.
ВНИИ было с военным уклоном, поэтому, кроме нас – инженеров-программистов, там работали отставники, «чёрные полковники», которых называли так по аналогии с военно-морской хунтой, захватившей тогда власть в Греции. В каждой лаборатории – по полковнику. Они получали 520 рублей в месяц, а мы, молодые специалисты, – 110. За эти деньги они очень любили ходить «на морковку», ведь прополка, сбор корнеплодов, переборка на овощебазе – всё было, по их мнению, гораздо здоровее, чем протирать штаны в институте и изобретать тактику боевого применения оружия. А мы, за наши 110 рэ, не любили копаться в земле и грязных овощах. У нас с полковниками был своеобразный пакт: мы их не трогаем, и они нас не трогают, а «на морковку» ходим поровну: кто охотно, а кто неохотно.
Вернулся я из отпуска загорелый и готовый к дальнейшим подвигам на научном и морковном фронтах, и вдруг меня вызывают к начальнику отдела. Это было странно, к начальнику отдела всегда ходил только заведующий нашей лабораторией. Другой странностью было то, что во главе стола на месте начальника сидел парторг, «чёрный полковник» Фёдор Иванович со своим красным носом картошкой. Начальник отдела притулился сбоку, напротив начальника восседала профорг, рядом с ней – мой друг Володя, комсорг.
«Заседание „четырёхугольника“? – промелькнуло у меня в голове. – Может, грамоту ЦК хотят вручить? А то и премию объявят!»
Я хотел приветствовать собрание непринуждённой шуткой, но шутка никак не принуждалась: лица у всех серьёзные, напряжённые, и все смотрят не в лицо, а куда-то мимо.
Вообще-то, парторг был колоритной фигурой: боевой офицер, друг Фиделя Кастро. Его звёздный час пришёлся на Карибский кризис. Он командовал частью, что должна была стрелять нашими ракетами по Америке. Фидель приехал
