к одному из хлебов левую руку. Это Иуда, и он тоже левша.
– Представьте, что вы часть большого семейства. – Леонардо сосредоточенно вглядывался в роспись, уже не обращая внимания на юную француженку с ее прелестями. – Вы один из двенадцати братьев, собравшихся за праздничной трапезой. Ваш родитель размещается в центре стола, стараясь поддерживать среди вас мир и порядок. Вообразите… – Он погрузился в мысли о левой руке Иуды и на некоторое время перестал замечать звуки и запахи трапезной. – Как и во всякой семье, за внешним благополучием кроются свои секреты, неведомые стороннему наблюдателю. Так и в нашу шумную и беспечную компанию близких людей затесался один, чуждый общему духу. Он среди нас, но то, что он другой, сразу не поймешь.
По традиции, сцену Тайной вечери было принято изображать так, чтобы зритель с первого взгляда заметил Иуду – его часто помещали отдельно от остальных апостолов, например по другую сторону стола. Однако, по версии Леонардо, предатель, входящий в число учеников Христа, сокрыт среди них. Единственное, что позволяло угадать в этой фигуре Иуду, – зажатый в его правой руке мешочек с деньгами.
– После слов Иисуса об изменнике апостолы приходят в страшное смятение, каждый тщетно гадает, кто же из товарищей предаст… «Этот? Или этот? А может, тот? Или, что страшнее всего, это сделаю я сам?» Пока имя отступника не произнесено, все остаются под подозрением. Любой из нас может оказаться не тем, за кого себя выдает. Любой может быть Иудой.
Слушатели в едином порыве придвинулись к росписи, чтобы рассмотреть каждое лицо, и Леонардо застонал про себя. Он всячески старался отвлечь их внимание от разрушающейся фрески, а добился обратного – теперь они пристально разглядывали ее.
Но в этот момент дверь внезапно распахнулась и в трапезную ворвался миловидный франт лет двадцати. Гладкое ухоженное личико Джан Джакомо Капротти да Орено искажал неподдельный ужас, тщательно завитые кудри растрепались и пребывали в полнейшем беспорядке.
– Моро, сюда идет Моро!
Чужеземные гости Леонардо разом смолкли и встревоженно переглянулись, не понимая, говорил ли юноша всерьез, или он придумал этот невинный розыгрыш, чтобы развлечь их. В поисках ответа они обратили взоры на Леонардо.
– Ах, Салаи, друг мой, если ты снова вздумал шутить, то поступаешь очень жестоко с этими бедными людьми… – Леонардо прозвал своего помощника Салаи – «дьяволенок» – за неискоренимую склонность к не всегда безобидным проказам и розыгрышам, которые мастер терпел вот уже… десять лет! Неужели так долго?
– Нет, господин, я не вру. Клянусь! Герцог Моро идет сюда. И с войском!
При всей страсти к озорству актер из юного помощника Леонардо был никудышный, и тот сразу понял: Салаи говорит правду.
Услышав имя Моро, две французские дамы громко запричитали, а их соблазнительная соотечественница в страхе прижала руки к туго затянутому корсетом животу. Мужья и отцы семейств собрали
