быта. Суровость его чувствовалась во всем от неба на головой, которое всегда было сумрачным до унылых лиц прохожих. Именно в этом небольшом сибирском городке я понял, что такое борьба за лучшую жизнь и свою честь.
С первых дней мне приходилось драться с местными парнишками и отстаивать свое право жить. Каждый из них дрался так озверело, словно видя через настоящее своих отцов свое будущее, он как будто мстил жизни за неудачный расклад вкладывая в каждый удар всю свою ярость. Эти отчаянные мальцы дрались везде и всю, задираясь прямо на уроках, а после нападали друг на друга устраивая порой кровавые побоища. Некоторые из них недоедали и налетали на своих сверстников из-за жажды боли, которая хотя бы немного могла перебить им чувство голода. Мой коллега по парте Сережка как-то мне сказал после драки с кабанистого вида огромным пареньком Андреем: «Ох, голова раскалывается, Макс. Но за то я больше не хочу есть и сейчас я счастлив.»
Именно в таком обществе мою замкнутую в себе и творческую натуру склонную к рефлексии, рисованию и гуманизму, абсолютно чуждую насилию жестоко попрали русские быдланы. Уже в первый день реальность улыбаясь стучала мне по голове в лице рыжего парня Вовы, плевалась на спину, давала оплеухи и безудержно оскорбляла, когда наконец-то мой внутренний эстет не восстал и не надев на себя латы воина не нанес первый мощный удар реальности.
Однажды, разбив руки в кровь о лицо рыжего наглеца, возвышаясь над его лежачим телом плевавшимся кровью и видя восхищение мальчишек окруживших нас, я окончательно осознал, что мне больше никогда не стать художником, суровая реальность забытого Богом городка убила во мне эстета, подавила творческую натуру, перекроила меня под действительность и научила приспосабливаться и завоевывать к себе уважение грубой силой и яростью. Остаться в прежних мыслях непротивления злу, стать вещью в себе замкнутой на своем внутреннем мире значило бы быть возвышенным внутри, но оплеванным и униженным снаружи. Можно сказать, что быдло город сломал мой идеальный мир, убив во мне мечтателя и превратил в сурового практика, наученного жестокой реальностью города Суровый.
Центральная улица Сурового города
Картине которую я мечтал нарисовать еще в самом детстве не суждено было увидеть свет, жизнь стала моим полотном и простором для творчества, кисточку заменил компьютер, материальный объект попрал образ, экстраверт выбросил навсегда из уютной хижины моего «Я» интроверта.
Именно в это время в моей жизни появился компьютер… Я был безмерно счастлив этому, как сейчас помню… Привезли его зимой, лютой зимой и поставили в комнате, на утро я проснулся и обомлел. О компьютере я мечтал все свои школьные годы, и никогда не мог представить, что он у меня появится. Огромный системный блок и монитор, впрочем я ещё тогда думал что монитор и есть тот самый компьютер, эх…
Именно
