отложить. И вот известие: Япония, о которой было принято говорить, что это отсталое азиатское государство, напала на могущественную Российскую империю. Шли месяцы, война продолжалась, и тревога за войска и флот росла, а информация не приносила ясности и надежд на победу.
Поезд мчался, и Антон Павлович обдумывал, что, если он сможет поправиться, то обязательно уедет в конце лета в действующую армию врачом. В письме публицисту и критику А.В. Амфитеатрову он уже признался: «Если буду здоров, то в июле или августе поеду на Дальний Восток не корреспондентом, а врачом».
Колёса стучали, постепенно успокаивая и убаюкивая, писатель задремал с приятной мыслью, что вскоре он окажется в московской атмосфере, рядом с женой и друзьями…
Но приехав в Москву, Чехов вынужден был отменить многие встречи: кашель, одышка и поднявшаяся температура вновь уложили его в постель. За ним ухаживала жена Ольга, которая готовила их поездку в Германию. Консультации с известными московскими профессорами привели к тому, что они настаивали на срочном лечении и встречах с профессорами в Берлине. Было принято решение побывать на курорте в Баденвайлере, в Шварцвальде, на юге Германии, у границы со Швейцарией и Францией.
Накануне их отъезда к Антону Павловичу заезжал писатель Н.Д. Телешов, который позже вспоминал: «Хотя я был подготовлен к тому, что увижу, но то, что я увидел, превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате, с пледом на ногах сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом – до того был худ, изнурён и неузнаваем Антон Павлович. Никогда не поверил бы, что возможно так измениться. А он протягивает слабую восковую руку, на которую страшно взглянуть, смотрит своими ласковыми, но уже не улыбающимися глазами и говорит: “…Прощайте. Еду умирать… Поклонитеся от меня товарищам… пожелайте им от меня счастья и успехов. Больше уже мы не встретимся”».
Но даже в том состоянии, несмотря на болезнь и подготовку к отъезду, Чехов пытался работать и помогать людям. В те дни в Крыму и Москве рассказывали историю, как к нему в Ялте пришёл учитель из Мухалатки. Он с горечью поведал известному писателю, что школу, где работает, хотят закрыть из-за нехватки средств. Антон Павлович собрал все деньги в доме, около 500 рублей, и передал их учителю. По тем временам это была немалая сумма.
3 июня, за несколько часов до отъезда на вокзал, писатель отправил письмо редактору «Русской мысли» В. А. Гольцеву с просьбой помочь его знакомому дьякону перевести его сына, студента Юрьевского университета (Эстония), в Московский: «Милый Виктор Александрович, как раз перед отъездом я получил прилагаемое письмо. Это пишет дьякон Любимов, учитель нескольких городских училищ, очень хороший, превосходный человек. Нельзя ли сделать что-нибудь? Подумай, голубчик. Дьякон беден, а теперь приходится посылать в Дерпт сыну».
Перед отъездом в Берлин он ещё успевает отправить
