сцены. Его чувства были сконцентрированы на происходящем. Вскоре Гонсало утратил способность думать и контролировать себя.
Затем он услышал позади тихий, доносившийся словно бы издалека голос, который постепенно просачивался в его сознание. Это Эронимо читал что-то по своему молитвеннику – тому самому, который носил с собой и открывал в каждый из двенадцати дней их пребывания в море. Однако вслух священник читал в первый раз:
– Пепельная среда. Все наше внимание должно быть обращено на внутренние радости, а не на окружающий мир. Освободи нас от грешных оков, Господи, и защити от напастей…
Глава 4
На следующее утро два индейца с бритыми головами снова принесли еду, в этот раз лишь жиденькую кашу, приготовленную, скорее всего, из кукурузы.
– Ну, теперь они не пытаются нас обмануть, – сказал Пабло. – Принесли какие-то помои.
– Да, – сухо ответил Алонсо. – Но, по крайней мере, эти помои не похожи на последнюю в жизни трапезу.
– Давайте не будем об этом говорить, – предложил Эронимо, кивая на Дионисио. Тот качал головой, отказываясь принимать пищу, которой пыталась накормить его Эсмеральда. – Нам необходимо понять, почему нас пощадили и что у этих людей на уме.
– Не думаю, что их можно назвать милосердными – правда, святой отец? – сказал Пабло; он сильно вспотел и таращился на свою чашу. – После вчерашней ночи я совсем не уверен, что мне хочется знать, что у них на уме.
– Хватит, – сказал Гонсало. – Главное сейчас – решить, что мы предпримем. Давайте посмотрим, как сделана наша клетка.
Он стал осматривать углы своего узилища, дергая за жерди и связывающую их лозу. Остальные молча наблюдали за ним – все, кроме священника, который опять склонился над молитвенником и что-то бормотал себе под нос. Эронимо сознавал, что рассчитывать на то, что с ним поступят лучше, чем с Вальдивией и офицерами, не стоит, однако в глубине души верил, что его жизнь не может закончиться вот так.
В полдень бритоголовые пришли опять. На этот раз они принесли еще больше фруктов и мяса, чем в прошлый вечер, а также плоские лепешки из кукурузной муки.
Взглянув на переданную ему чашу, Пабло явно оробел.
– Это слишком уж похоже на трапезу приговоренного к смерти. Но этого не может быть, правда? Никто ведь не бьет в барабаны, да к тому же сейчас полдень, а не вечер.
Он взял кусок свежей папайи и впился в него зубами.
– Нет, это не последняя трапеза, – сказал Гонсало. – Но я думаю, что какой-то особый смысл в ней есть. Еда здесь, в общем-то, неплохая. Возможно, туземцы в прямом смысле слова пытаются нас откормить.
Ему никто не ответил, но все перестали есть и посмотрели со смущенным видом – сначала на еду, а затем на Гонсало. Наконец тишину нарушил Эронимо.
– Ты прав, Гонсало. Послушайте меня – послушайте все. Христианин не должен так умирать. Лучше я расстанусь с жизнью при попытке сбежать, чем стану
