style="font-size:15px;"> – А-а, я понял, понял, спасибо, – сказал, краснея, Эронимо. – Очевидно, это общественная уборная… Я скажу об этом остальным.
Вновь покачав головой, индеец повел священника обратно в хижину.
В полдень испанцам принесли кукурузные лепешки и фрукты – незатейливую, но сытную еду, – после чего весь оставшийся день они были предоставлены сами себе. Не желая тешить себя надеждой, которая могла оказаться ложной, испанцы тихо разговаривали или дремали, убаюканные жарой. Когда наступил вечер, им снова принесли еду – незнакомые тушеные овощи, дичь и все те же кукурузные лепешки. Отдохнув и наевшись, испанцы впервые после кораблекрушения легли спать с мыслью о том, что у них, возможно, все будет хорошо.
– Набатун-Сеель, – повторил, обращаясь к Гонсало, Эронимо, прежде чем они уснули. – Так, должно быть, зовут вождя того селения, из которого мы убежали.
– Да. Думаю, что так оно и есть. И местный вождь с ним, похоже, не дружит. Судя по всему, нам наконец-то повезло.
На следующее утро три женщины-майя принесли испанцам горячую жидкую кашу. На этот раз она была сладковатой.
– Укеха… укеха, – сказала, улыбаясь, одна из туземок, накладывая жиденькую кукурузную кашу в миску Риты.
Туземки жестами показали Эсмеральде и Рите, чтобы те быстро ели и следовали за ними. Уходя, испанки бросили взгляд на Гонсало, но тот в ответ лишь пожал плечами.
Чуть позже явились два индейца – молодой мужчина и морщинистый старик. Они жестами велели Гонсало выйти вперед и присесть на землю. Когда он это сделал, туземцы заставили его встать. Тот, который был повыше ростом, произнес какое-то слово, а его товарищ, присев на корточки, наглядно продемонстрировал, каким образом Гонсало должен присесть перед ними. Солдат, стоявший с опущенными руками, засомневался. На его лице появился вызов. Схватив Гонсало за руки, индейцы заставили его присесть именно так, как им хотелось.
Морщинистый индеец, встав перед ним, вытащил нож с иссиня-черным, похожим на стекло лезвием длиной около четырех дюймов. Испанцы уже видели такие ножи, когда были в плену. Старик схватил несколько прядей волос Гонсало и, переглянувшись с молодым индейцем, отрезал их почти у самых корней. Испанец старался сохранять невозмутимость. Едва заметное выражение страха и негодования на его лице сменилось отрешенным взглядом, когда он понял смысл происходящего. Гонсало вспомнились двое мужчин с обритыми головами, которых он видел на берегу моря, а также презрение, с которым разговаривал с ними предводитель воинов, приказывая дать воды потерпевшим кораблекрушение… Закончив с Гонсало, индейцы принялись за остальных.
Старик дал Эронимо и Дионисио плетеные корзины и куда-то увел. Второй индеец повел остальных испанцев на площадь, откуда они направились в лес следом за двенадцатью местными жителями.
Гонсало, Рамиро, Алонсо и Пабло, идя по лесу, то и дело переглядывались.
– Ну вот, – нахмурился Пабло, –
