предположить, что семья была такая же, как семья твоих родителей, – согласно заметил Скрипач. – Кили, а если в такой семье рождается не гермо, а мальчик или девочка… что происходит?
– Они почти никогда не могли иметь детей, – пожал плечами Кили. – Поэтому им не отдавали фигурки.
– Саб, на налобник выйди, – попросил Ит.
«Не сходится. У наших дочерей с репродукцией всё в полном порядке. У нас три дочери, одна – по рауф-линии, двое – по человеческой. Иметь детей могут все. От линии рауф есть уже даже правнуки».
«Интересно, – ответил Саб. – Про это потом как-нибудь. Сейчас не отвлекай меня».
– Значит, фигурки передают только тем, кто… сможет завести такое же потомство, верно? Только средним? – уточнил Саб. Кили закивал. – А ты не знаешь, сколько времени это продолжается?
– Не очень понял, – признался Кили.
– Сколько лет уже продолжаются эти передачи?
– Не знаю, – Кили нахмурился. – Может быть, тысячу. Может, и больше. Псоглав и Мудрая приходили очень и очень давно, они ушли навсегда, покинули этот мир. Но мы должны хранить память о них, потому что они были светом разума и свободной воли.
Ит и Скрипач переглянулись. Вот как! Ни много, ни мало – разум и свободная воля. Это дорогого стоит.
– Кили, а если бы у тебя появился ребенок, что ты должен был бы сделать? – осторожно спросил Саб. – В каком возрасте он получит фигурки?
– Ну… я впервые увидел их в семь лет, – Кили задумался, вспоминая. – У меня был День рождения, и тогда папа и мама впервые мне их показали. И дали подержать. Мне очень понравилось. Фигурки были теплые, и у них вот тут что-то светилось, – Кили улыбнулся, и указал на основания подставок. – Хотя мне кажется, что я это выдумываю. Потому что больше фигурки не светились никогда. И теплыми больше не были. Это ведь просто статуэтки, хоть и родовые. Пес и Киса, – улыбка стала чуть смущенной. – Ну и сказки всякие… как сказка про Небесного Мальчика, например. Про них тоже сказки рассказывали.
– Небесный Мальчик? – переспросил Ит.
– Ну да, – подтвердил Кили. – Стишок был. Его всем детям рассказывают.
– Не помнишь? – спросил Ит.
– Почему не помню? Помню.
А если вышел небесный мальчик,
Неся в руке золотой фонарик,
Тогда тихонько иди в кроватку,
Ведь если ты побежишь, неловкий,
Ты можешь крошку толкнуть случайно.
Тогда заплачет небесный мальчик,
Уронит свой золотой фонарик,
И разобьются златые стекла,
И ночь покажется слишком темной…
Ит почувствовал, что по коже, по всему телу, побежали мурашки – миллионы огненных и одновременно ледяных мурашек. Это было оно, то самое стихотворение, которые трижды, кто бы мог подумать, трижды встречалось в старых считках! Причем стихотворение это было – рауф, по принадлежности. И прочел его Кили отнюдь не на русском языке, а на…
– Лаэнгш, –
