ыспался. Джон снова напился в каком-то дешевом пабе из-за подозрения жены в неверности и вновь завел пластинку о тех смс, что прочитал в ее телефоне, и странных звонках посреди ночи. Джон Малкович – хороший образованный парень, и Нику его действительно жаль. Жаль, потому что он позволяет жене проявлять такое неуважение к себе. А чувства? В них Ник сам давно не верит, поэтому старается не ссылаться на это в разговорах. Особенно с пьяным Джоном. Да и как сказать другу о том, что любимая его ни во что не ставит? Пару лет назад, когда он впервые наведался к Нику, последний так и сказал, а потом всеми силами пытался вынуть из рук Джона нож, когда тот хотел покончить с собой. С того момента Ник выступал лишь в роли слушателя. Каждый раз убеждаясь, какими иногда глупыми бывают женатые люди, прося совета у того, у кого и семьи-то нет. В итоге, они с Джоном просидели у него на кухне почти до трех ночи, выкурив пару пачек сигарет. А после всего Ник немного приободрил его несколькими шаблонными советами, посадил в такси и отправил домой к женушке, которой наверняка тогда не оказалось дома. Ник тогда посмотрел на часы, они показывали 3:42.
Встав с постели, он прошел по узкому коридору, ведущему в кухню, и включил чайник. Первые лучи солнца откидывали тени на стены, обрамляя большие окна. Проходя мимо гостиной, Николас заметил свечение, которое заставило его вспомнить о том, о чем он не хотел даже думать. Квартира, находившаяся в спокойном районе Уинчестера, досталась ему от родителей. Хотя в этом по нынешним меркам небольшом городке Англии безопасным принято считать каждый район. Приняв душ и одевшись в чистое, Ник приступил к самому любимому, что только может быть по утрам, – кофе. Аромат растворимого кофе был приятным, но его не сравнишь с тем, что подают в кафе за углом. Ник сел на стул, который стоял напротив окна, и стал наблюдать за просыпающимся Уинчестером. Зрелище, надо признать, довольно однообразное. Хозяйка с собакой, разносчик газет, школьники и снова хозяйка с собакой. Утро уже взяло бразды правления в свои руки. Солнце поднялось над горизонтом, свежесть его лучей наполнила колоритную улочку, все предвещало новый день. Николас любил это состояние. «Ощущение простого одиночества. Его плюс в том, что оно всегда разное. Нет того гнетущего состояния, что было бы, если б я жил не один. Ведь именно сейчас я свободен. Свободен от людей, принципов, стереотипов. Мне не нужно надевать маску и разноцветный карнавальный костюм. Сейчас я тот, кем являюсь на самом деле». Кофе остывал. Пить его охлажденным уже вошло у Ника в привычку. Иногда, задумавшись, он не замечал, как звонит его телефон, что уж о кофе говорить. Портреты отца и матери Николаса висели на одной стене рядом друг с другом. В детстве он часто был свидетелем их скандалов и после смерти родителей решил, что они больше не будут ругаться. И действительно, теперь Ник не слышал их криков. Сейчас в этой квартире он часто слушал альтернативный рок, который любил включать совсем тихо, чего Макс совсем не понимал…
– Как рок может играть тихо?! – возмущался Макс, когда они очередной раз вчетвером собрались у Ника.
– Обычно, Макс, – развалившись в мягком клетчатом кресле у окна и продолжая медленно цедить пиво из кружки, невозмутимо отвечал Николас.
– Но ведь рок нельзя слушать тихо! Он должен раскрывать сердца, освобождать души! – не переставая громыхал Макс так, что его светлые волосы летали из стороны в сторону.
– Послушай, парень, кто-то перепил. И прошу тебя, слезь со стула, иначе завтра на своем рабочем месте я раскрою твои сердце и душу, – Джон и Ричард невольно издали смешок и продолжили свою дискуссию по поводу жены Малковича. Тем временем Макс слез со стула, пролив немного пива на пол. Поняв, что хозяин вечеринки этого не заметил, быстро вытер пятно ногой, а ногу вытер об ковер.
– Ну так что, друзья мои, вы закончили спорить о громкости музыки, которую один из вас не слушает, а другой не понимает? – Ричард решил остановить этот хаос и вмешаться. Он повернулся к Максу, и тот увидел его самодовольное выражение лица. Самодовольное и пьяное. Ричард подошел к Нику и похлопал его по плечу так, что тот ощутил запах его дорогого парфюма и почувствовал боль на ключице от объятий огромных наручных часов Рича.
– Оу, а вы, мистер Благодетель, приложили все свои усилия, чтобы помочь? Хватило ли у вас смелости и УМА, дабы грамотно разобраться в несчастной любви Джона? – улыбаясь, съязвил пьяный Ник, оттаскивая галстук от шаловливых рук Рича.
– Но, ребята…
– Я хочу помочь ему, Ник!
– Не заводись, ты знаешь сам, что все это шутки. Мы все это понимаем. В который раз.
– Когда же ты научишься процеживать слова через сито в своей патологоанатомовской головке? Ему же плохо, а ты смеешь издеваться! Как тебе не стыдно?!
– А ты считаешь, что сможешь ему помочь? И это ты указываешь мне на стыд?! У тебя нет такого права. Считаешь, раз у тебя в жизни и жена, и любовницы, значит, ты во всем разбираешься и можешь влезать в души людей и рыться в них? Копаться, как бомж копается в мусорном
