я семья:
– Коклэнов[2].
Носителем великой фамилии остался Коклэн-сын. Хороший актер.
Но… быть только хорошим актером и называться Коклэном.
Маленькая лавочка с грандиозной вывеской!
На французской сцене ярким контрастом стояли две семьи.
Трагиков Мунэ-Сюлли и комиков Коклэнов.
Семья мрачных Несчастливцевых и веселых Счастливцевых.
Эдип Мунэ-Сюлли, «лев рыкающий» Поль Мунэ и сын Мунэ-Сюлли, пишущий специально пьесы, полные ужаса, вроде «По телефону»[3].
И семья из Коклэна-старшего, Коклэна-младшего и Коклэна-сына.
Судьба в один год смела веселую семью.
Год тому назад заболел Коклэн-младший, Coquelin cadet.
– Cadet! – как его просто звал Париж.
Это был самый жизнерадостный человек в жизнерадостном городе Париже. Общий любимец. Женщин, банкиров, министров. Банкиры давали ему советы:
– На что сыграть на бирже.
Ни одного большого министерского приема нельзя было себе представить без Cadet. Он создал даже песенку: «Я пою в министерствах!» Его показывала республика «высоким гостям», как:
– Достопримечательность Парижа.
Он сыпал шутками, остротами, каламбурами, веселыми монологами. При одном имени «Cadet», – лицо парижанина расплывалось в улыбку.
Кто-то в отчаянии воскликнул:
– Единственный человек, которому, действительно, весело! Кажется, мы существуем только для того, чтобы среди нас было весело Коклэну!
И вдруг он заболел мрачной меланхолией.
Повторился старый английский анекдот.
К знаменитому психиатру является мрачный господин.
– У меня меланхолия.
– Путешествуйте! Ездите из города в город!
– Я все время путешествую. Только и делаю, что езжу из города в город.
– Занимайтесь гимнастикой.
– Я каждый день занимаюсь гимнастикой.
– Тогда вот что. Подите в цирк, посмотрите знаменитого клоуна Томми Биллига[4], и всю вашу меланхолию снимет как рукой.
– В таком случае, я неизлечим.
– Почему?
– Я и есть знаменитый клоун Томми Биллиг!
Один психиатр при мне вопиял, подняв руки к небу:
– Что за нервный век! Если Cadet заразился меланхолией, – что же остается нам?!
Теперь он, неизлечимый, с отросшей длинной седой бородой, умирает, – умер для всего мира, – в лечебнице знаменитого Маньяна[5].
И вот умер Коклэн-старший.
Судя по телеграмме, он умер внезапно.
Перед самой постановкой новой пьесы Ростана, представляющей собою переделку нашего доброго старого знакомого:
– Рейнеке Лиса.
Сидя у себя на вилле, Эдмонд Ростан сделал несколько открытий.
Он открыл, что у немцев был хороший писатель по имени Гете.
Что его «Рейнеке-Фукс» хорошая вещь и решил написать эту вещь еще лучше[6].
В форме комедии.
Коклэн[7] должен был изображать в ней, кажется, петуха.
О, Боже! Какое-то поветрие на актеров!
В Москве они должны изображать «псов», в Париже петухов!
Вы помните Коклэна?
Кто видел его хоть раз, – не забудет никогда.
Квадратное лицо. Вздернутый нос. Что-то задорное, и масса иронии в глазах.
Настоящая «маска комика».
Это был талант большого диапазона.
От забавного m-r Перришона[8], – в русской переделке «Тетеревам не летать по деревьям» – и до героического Сирано де Бержерака.
Мне лично, чем больше Коклэн приближался к комическому полюсу своего таланта, – тем нравился больше.
В «Сирано де Бержераке» он напоминал своего же «Дон Сезара де Базана», а в «Дон Сезаре де Базане» напоминал Фальстафа.
Как жаль, что он не играл Фальстафа.
Какой
…
…
