перещелкнулось. И так, если посмотреть, отношения-то у меня были, вроде б, с неплохими парнями, но все они были какие-то как покусанные, не было в них уверенности, твердости такой. И я в их жизни играла роль как какого-то повода или предлога, чтобы они самоутверждались что ли. Так и во мне, да, так и во мне уверенности не было. Хоть и говорили мне, что и фигура у меня отличная, и мордашка красивая, и голова умная, я не верила. Сравнивала себя, и сравнение всегда не в мою пользу было. Хотелось быть как кто-то. Кем-то. Только не собой. Ну, и на что я с таким багажом могла рассчитывать? Только на то, что появится кто-то, который увидит покрытую тиной жемчужину, поднимет, почистит, восхитится и будет денно и нощно любоваться ею. И смех, и слезы. Вот он и нашелся, Николай. Дважды нашелся.
И теперь что? Я вздохнула. Лина кинула на меня хитроватый взгляд. Теперь… Теперь у меня есть знание, что я себя не любила. Значит, я знаю, как это себя любить. Это ценить в первую очередь, себя. И не искать в других того самого, который с жемчужины тину снимет. Потом желание чужого. «Там» да, там я хотела чужой дом, чужого мужа. А здесь что? Хм… А здесь не своей жизни хотела… если так подумать. Если Николай мне еще с первого своего ухода был не нужен, зачем я тогда обратно его пустила? Он явно не мой человек, а я его что, из-за жадности приняла? Неуверенность раз и чтоб другой не достался два? Так что ли? Надо же было с таким бардаком в голове жить. Видимо из-за этого тот самый «силиконовый» эффект, ненатуральность.
К чаю Лина выложила миндальные печенья. Сколько я их тогда съела, не помню.
Наверное, все, что она купила.
– У тебя печеньки волшебные, – я очень жадно их сгрызала, едва успевая запивать чаем. – Вкусные до безобразия. И тоску хорошо прогоняют, и мысли освежают. И чем больше ем, тем больше хочется улыбаться.
Мне было так хорошо на ее кухне, в ее квартире. Мне так вдруг захотелось жить иначе. О чем я и сказала.
– Так живи. Нам никто не мешает, кроме нас самих. Ручка у тебя есть, бумагу ты новую сегодня получила, пиши с чистого листа.
Миндальные печенья с зеленым чаем люблю до сих пор. С Линкой снова разошлись пути-дорожки на десять лет.
Хотя, кто знает, может, снова пересечемся? И повод будет в разы радостней.
Отречение
… Было страшно. Мокро, холодно, страшно.
Страшно знать, что выхода отсюда не будет. Это последняя ступень. Впереди плаха. Смерть.
Странные, странные события, пересечения в этой жизни… Ее кости целы, ее суставы не вывернуты. Ее не пытали ни огнем, ни водой, ни железом. Ей несказанно повезло. Ее тело будет не изуродованным лизать огонь костра. Вспыхнут остатки льна ее платья, вспыхнет облако черных кудрей… Какое оно сейчас облако… Губы скривились в полоску горькой улыбки. Грязные упрямые завитки волос падали на оборванное кружево лифа.
Ее не сковали цепями. По скользкому, как покрытому испариной полу, она могла ходить без железной привязи. В углу даже была навалена солома. Не сгнившая еще.
Стены сочились водой с каким-то запахом… Как будто
