опозорил.
О да!.. Все остальные – просто радость школы, один я позор! Кто бы мог подумать!..
– Ну, если она не полезет меня калечить, то буду корректен.
– Кстати, Виктор Валентинович просил тебе передать, чтобы ты поправлялся. Он на тебя не сердится. Ты же от температуры ерунду говорил.
Захотелось дать Алиске в лоб, но, к её счастью, это было невозможно.
– Ему тоже… не кашлять, – мрачно сказал я. – Ладно, Зеленина, я пошёл горло полоскать. Ради тебя, а то к воскресенью не вылечусь.
И положил трубку.
Всё было ещё хуже, чем казалось сначала. Я вёл себя как идиот, а Виктор Валентинович – как великий гуманист. Не обиделся на меня, передал, чтобы выздоравливал. Да лучше бы он психанул. А так, естественно, понравится Наташе ещё больше!
«Надо что-то делать», – в который уже раз подумал я.
Потом включил комп и написал: «ПЛАН». План оттеснения от Наташи опасного историка Карбони. И, соответственно, план приближения Наташи к себе.
В дверь постучали. Ни раньше, ни позже. Когда я тут валяюсь с температурой и хочу, чтобы мать пришла, она занимается своими делами. А как у меня появляется дело – так она тут как тут. Стук я проигнорировал. А если я не открывал, то мать ко мне и не входила. Так она демонстрировала своё доверие и демократию в семье…
Что же я буду делать для приближения Наташи? Нужна была ревность. Из книг я уяснил, что во многих случаях женская любовь начинается с ревности. Ещё психологи говорили, что ревность разрушает организм. А также что ревность замыкает человека на одном вопросе, поэтому он становится неспособен увидеть более широкую проблему. К примеру, если какая-нибудь из Наташиных подружек будет ей непрерывно трещать о том, какой я замечательный, она непременно позавидует, потом приревнует, потом её на мне замкнёт. А за подружкой и ходить далеко не надо – вот она, Алиска Зеленина. Легкодоступная, уже и так слегка влюблённая в меня дурочка. Она и стала в плане номером «1».
Под номером «2» я написал: «В. В.». Даже влюбив в себя Наташу, следовало выжить Виктора Карбони из школы. Это было важно и справедливо. Он мне мешал и должен был уйти. Но Виктор Валентинович был куда более сложной проблемой, чем Алиска.
Я представил себя танком. Неумолимо двигаясь вперёд, я выискивал историка в прицел и стрелял, стрелял, стрелял…
Выписали меня в пятницу, выдав справку, что в школу я должен идти в понедельник. Я поклялся впредь держать себя в руках и прежде, чем что-то сказать, как следует подумать. Противник был взрослый и умный, промахов больше быть не должно.
Пока я болел, изрядно похолодало, утром лужи промерзали и покрывались хрустящей корочкой. Я шёл из поликлиники по этому тонкому ледку, ломая его и наслаждаясь звуком. Потом подумал, что треснувший лёд тоже хороший символ разрушения и непостоянства. Я присел у лужи напротив своего дома. Кто-то уже наступил на корочку, но, вероятно, это был ребёнок, потому что лёд не проломился, а только покрылся концентрическими трещинками. Я достал
