ельном уровне. Меня всегда тянет туда, где вот-вот рванет, в самый эпицентр надвигающейся катастрофы.
Может быть, я просто неудачница или дура, которую ничему не научила жизнь. Или я законченная мазохистка, которая настолько привыкла принимать пинки судьбы, что научилась получать от этого удовольствие, но не перестала сражаться и идти напролом. И я солгу, если скажу, что ничего не пытаюсь исправить. Я все сделала, чтобы поставить точку на своем не самом красивом прошлом. Можно сменить имя, документы, даже корочки диплома, переписать свое детство и юность, но на самом деле даже полная амнезия не сделает нас другими людьми. Тень забытой личности все равно вернется и заполнит чистый лист своими черными кляксами, которые сольются в самые неприглядные картины моего прошлого.
Так случилось со мной. Почти пять лет я была счастлива, но ни на минуту не забывала, кто я, и как быстро все может закончиться. В глубине души я не верила, что мне может достаться такой жирный ломоть счастья и каждый день интуитивно ждала крушения. Неуверенность в себе, как и врожденный инстинкт самосохранения, составляют две краеугольные крайности моей личности. Психолог говорит, что я просто не умею радоваться моменту, жить сегодня, сейчас, что мои комплексы зарыты в детстве, в самом моменте рождения и ощущении собственной ненужности на протяжении долгого периода времени. Психолог говорит, что я… чувствую себя недостойной счастья, жизни и всего того, что имею сейчас. А еще он говорит, что мне необходимо заполнить пробелы, которые скрывает моя память, чтобы обрести свободу и простить себя. Он все время говорит и говорит, а я только слушаю, ничего не пытаясь изменить внутри себя. Консультации психолога понадобились не мне.
Я, как никогда, нахожусь в здравом уме… даже сейчас, когда мои руки привязаны к подлокотникам кресла, а глаза завязаны плотной тканью. И я понятия не имею, где нахожусь. Никаких посторонних запахов или шумов, которые могли бы дать наводку. Первые два часа я пыталась кричать и раскачивать кресло, которое оказалось слишком массивным и тяжелым, чтобы я могла его сдвинуть. Руки надежно зафиксированы, а не просто привязаны к достаточно мягким подлокотникам, скручены веревочной петлей, которая ограничивает любое движение и натирает кожу.
Мои отчаянные вопли до сих пор никто не услышал, а значит похитители позаботились о том, чтобы максимально свести риски моего обнаружения к минимуму. Я надорвала голос и смертельно устала, пытаясь освободиться. Нескольких часов оказалось достаточно, чтобы понять – самой мне отсюда не выбраться. Шоковое состояние, которое я испытала, очнувшись в кромешной темноте, обездвиженная, с помутившимся сознанием, до сих пор меня не отпустило и продолжает нарастать с геометрической прогрессией. Паника неподвластная разуму и логическому контролю. Я пытаюсь найти утешение в том, что моя дочь, Эсмеральда, в безопасности. Я надеюсь на это всем сердцем. И только вера в то, что ей ничто не угрожает, оставляет меня такой собранной и не потерявшей рассудок. Человек, который столько раз падал, балансируя между жизнью и смертью, реагирует на стресс иначе, но даже я не могла быть готова к тому, что произошло сегодня.
Мы возвращались из парка после долгой прогулки, направлялись по тротуару в сторону стоянки, где оставили водителя. Я держала болтающую без умолку Эсми за руку, и была немного рассеянна, думала о своем, вместо того, чтобы говорить с дочерью. Няня моей дочери Анна шла в нескольких шагах позади нас, болтая по мобильному телефону. Не было никаких плохих предчувствий, предупреждений, угроз, трагических предпосылок, подозрительных личностей в парке. Солнечное будничное утро, полное привычных тревог и печалей. Я даже обернуться не успела, услышав совсем близко скрип тормозов. Меня грубо схватили, отрывая от дочери. Рука в перчатке зажала рот, и через пару секунд, я уже лежала на заднем сиденье автомобиля. Я не могла кричать и двигаться, ощущая, как постепенно проваливаюсь в бессознательное состояние. Возможно мне вкололи снотворное, но я ничего не почувствовала, почти сразу потеряв сознание. Все, о чем я могла тогда думать, еще до того, как искусственный сон скрыл мой разум от любых попыток сопротивления, были испуганные глаза Эсми в тот момент, когда нас оторвали друг от друга. И я была благодарна, да, именно так, благодарна, что похититель не тронул мою дочь, что только я одна была его целью. И даже если меня убьют, я буду уверена, что Нейтон сделает все, чтобы обезопасить Эсмеральду. Он сможет защитить ее. В этом я абсолютно уверена. А еще я знаю, что Нейт не остановится, пока не найдет меня. Живой или мертвой. Хотя бы для того, чтобы призвать к ответу.
Сколько раз моя жизнь висела на волоске? Сколько должен вынести один человек, чтобы выдохнуть и сказать, что больше он ничего не боится?
Я не хочу думать, что меня похитили, чтобы убить, иначе, наверное, я бы сейчас не размышляла, кому понадобилась и зачем. Конечно, это могут быть просто бандиты, нацеленные на баснословный выкуп. И Нейтон заплатит его, не раздумывая. Я бы хотела, чтобы это были обычные недоумки, решившие поправить материальные проблемы таким оригинальным способом. И то, что мои глаза завязаны, говорит в пользу этой теории.
Но в глубине души я чувствую,
