могла оказаться для них решающей, ну не для них, так для их великого открытия. Если бы приятели могли предположить, что так будет, конечно, бы запомнили какие-нибудь координаты, но ведь они даже не поинтересовались, кто там был похоронен – мужчина или женщина, и надпись на табличке не прочитали. Теперь они бродили вдоль и поперёк кладбища, тщетно пытаясь разыскать нужную могилу. Оказалось, что на кладбище полно могил, огороженных чугунными цепями. Полно могил, за оградкою которых высажены берёзы. Полно могил, выложенных квадратной плиткой.
Всегда весёлое румяное лицо Кашеедова размякло и расквасилось – он с трудом сдерживал слёзы. Не столько из-за потери эликсира, сколько из жалости к другу огорчался и Басистый.
– Всё пропало! Всё, – убитым голосом сказал Кашеедов. – Мы уже видели, наверное, нужную могилу, а бутылки на ней не нашли. Может, её уже какой-нибудь бомжик раньше нас нашёл и выпил.
– Вася, не паникуй! Вася, мы не сдадимся! Ты сегодня здесь хоть одного бомжа видел?
– Вон он!
Кашеедов небрежно указал рукой в сторону сгорбленной фигурки мужика, одетого в грязную рваную одежду и обутого в женские туфли.
Бомж бродил с сумкой меж могил, выискивая, не оставил ли кто здесь угощение за помин души. Он как раз протягивал руку к симпатичной бутылочке, почти полной, стоящей посреди столика на видном месте, когда к нему подскочили два парня.
– Не трогай! Нельзя!
Бомж вздрогнул, испугавшись молодых здоровых мужиков, втянул голову в плечи в ожидании удара.
Один из них, не тот, который бугай, а другой, пожиже, похлопал его по плечу:
– Ничего, старик. Всё нормально.
Они забрали бутылку и потопали к выходу. Бомж смотрел на них грустно-грустно: зачем им эта початая бутылка? На бездомных они не похожи, могли бы и новую купить.
3. Брат с сестрой
Двухэтажный белый особняк был окружён парком и едва проглядывал сквозь рыжие с золотом кроны деревьев. На дорожках были распластаны кленовые листья, как будто какой-то шалун наследил по всему парку ладонями. В укромном уголке был устроен искусственный пруд, а на берегу его стояла беседка в виде ротонды. На поверхности воды плавали печальные листья. Не хватало только белых лебедей, которые также входили в художественный замысел архитектора.
В беседке стояли двое. Одно лицо мы уже встречали, хотя и не уделили ему должного внимания. Это была маленькая щуплая, похожая на птичку, старушка в чёрном монашеском одеянии. Эта самая старушка не далее как сегодня утром стала свидетельницей воскрешения покойника и первая крикнула: «Хулиганы! Бесстыдники!» Звали её Алевтиной Марфиной. Рядом стоял, опёршись на перила, мужчина, поразительное сходство которого с Алевтиной не оставляло сомнения, что он приходится ей родным братом. Игнату Марфину было чуть более шестидесяти лет, и если его сестру примерно такого же возраста можно было назвать старушкой, то его назвать стариком было бы никак нельзя. Такой же мелкий, щуплый, как и сестра, он был настоящим живчиком: глаза у него смотрели зорко и двигались быстро, он всё время похаживал
