вы знаете, мне тоже почудилось что-то подобное сквозь дремоту. Я долго прислушивался и потом решил, что это было во сне.
– Нет, я совершенно ясно все слышал и уверен, что плакала женщина.
– Надо сейчас же поговорить с Бэрримором.
Он вызвал лакея звонком и обратился к нему за разъяснениями. Мне показалось, что бледное лицо Бэрримора побледнело еще больше, когда он услышал вопрос хозяина.
– В доме всего две женщины, сэр Генри, – ответил Бэрримор. – Одна из них судомойка, которая спит в другом крыле, вторая – моя жена, но я уверяю вас, что она не плакала.
И все же он сказал нам неправду, потому что после завтрака мне пришлось столкнуться с миссис Бэрримор в коридоре, на ярком свету. Я увидел высокую, очень спокойно державшуюся женщину с крупными чертами лица и со строго сжатыми губами. Но глаза – красные, с припухшими веками – выдали ее. Значит, она-то и плакала ночью, а если так, муж не мог не знать об этом. И все же он шел даже на то, что его могут уличить во лжи. Зачем? И почему она так горько рыдала?
Чем-то таинственным и мрачным веяло от этого бледного благообразного человека с черной бородой. Он первый обнаружил тело сэра Чарльза, и обстоятельства смерти старика Баскервиля были известны нам только с его слов. Неужели же это Бэрримора мы видели в кебе на Риджент-стрит? Во всяком случае, борода была точно такая. Кебмен говорил о человеке среднего роста, но это впечатление могло быть ошибочным. Как же мне установить истину? Прежде всего надо, конечно, повидать начальника почтовой конторы в Гримпене и узнать у него, была ли наша телеграмма передана Бэрримору в собственные руки. И в том и в другом случае у меня по крайней мере будет что сообщить Шерлоку Холмсу.
Сэр Генри занялся после завтрака просмотром деловых бумаг, и я вполне мог располагать своим временем. Пройдя четыре мили по хорошей дороге вдоль болот, я вышел к маленькой, невзрачной деревушке, в которой мне прежде всего бросились в глаза два более солидных, чем остальные, строения – гостиница и дом доктора Мортимера. Начальник почтовой конторы, оказавшийся также и здешним лавочником, запомнил нашу телеграмму.
– Конечно, сэр, – сказал он, – я доставил ее мистеру Бэрримору, как и было указано.
– А кто ее относил?
– Мой сынишка. Джеймс, ведь ты доставил телеграмму в Баскервиль-Холл, мистеру Бэрримору?
– Да, папа.
– И вручил ему самому? – спросил я.
– Нет, мистер Бэрримор был где-то на чердаке, и я отдал телеграмму его жене, а она обещала тотчас же передать ему.
– А самого мистера Бэрримора ты видел?
– Нет, сэр, я же говорю, что он был на чердаке.
– Откуда же ты знаешь, где он был, если сам его не видел?
– Ну жена-то должна была знать, где он, – раздраженно сказал почтмейстер. – Ведь телеграмма доставлена? А если произошла какая-нибудь ошибка, пусть мистер Бэрримор сам жалуется.
