к вновь пришедшему, гордо поклонился и назвал свое имя:
– Куниэда Като.
Смуглый сделал такой жест рукой, будто отдавал честь сразу в три стороны, и ответил:
– Ланселот.
Обращаясь к Дику, он произнес длинную поясняющую фразу.
– He says it's a nickname, he'll say his real name later, – передал Дик.
– На каком языке вы с ним говорите? – спросил я.
– Это линк, – несколько удивленно отозвался Дик. – Ах да, в твое время его еще не было. Это общий язык. Очень простой. Ночевать, похоже, надо тут, над обрывом, так может, я дам вам его выучить за ночь?
Я выразил непонимание.
– Базовый курс – бесплатный и доступен в сети, – объяснил Дик, – я скачаю на свой блокнот, загружу на… (следующего слова я не понял, звучало оно как hype pills) и дам вам на ночь. К утру он у вас усвоится.
– Вот как, – сказал я осторожно. – Это не вредно? Дик засмеялся.
– Ты часто принимал hype pills?
Я пожал плечами:
– Похоже, никогда, раз я не знаю, что это такое.
– Тогда тебе не о чем беспокоиться.
Оказалось, речь шла о крохотных, миллиметра два в диаметре, красных таблетках, которые Дик вкладывал в какой-то разъем того, что называл «своим блокнотом» (плоская книжечка размером в ладонь, веселенькой зелененькой расцветки, без всяких видимых признаков клавиатуры или экрана, хотя на одну из сторон раскрытой книжечки он смотрел, а другой время от времени касался пальцами – впрочем, намного реже, чем требовалось бы для управления компьютером: что я, компьютеров не видал, что ли? Конечно, в Союзе ничего более сложного, чем «Искра-226», я не встречал, но в Белграде-то отдел, где я стажировался, имел настоящие «Макинтоши»!). Вынув «гипнопилюльки» из блокнота, Дик дал по одной мне, Святославу и Като и объяснил, что надо их проглотить и запить водой (у него и у Ланселота в заплечных мешках были литровые прозрачные фляги с какими-то надписями незнакомым алфавитом).
У самых елок, невидимые с равнины, мы развели крохотный костерок, разогрели копченое мясо, которое нашлось у Ланселота, и грубый серый хлеб, которым поделился Святослав. Добавили спинку вяленой рыбы, извлеченную из фуросики Като, разрезали на пять частей два моих «сникерса» и длинную, со странным тимьяновым запахом, но приятного вкуса колбасу из рюкзака Дика, сделанную, по всей видимости, вовсе не из мяса. Получился вполне приличный ужин, во время которого все доброжелательно переглядывались и в меру возможностей переговаривались – последний раз, когда мы еще не понимали друг друга. Потом костерок потух, стало холодать, мы сбились в тесную кучу, запахиваясь и застегиваясь, и постепенно заснули.
Я проснулся перед рассветом. Над миром, далеко впереди, за обрывом, вставало солнце. Полно, да солнце ли? Светило красным шаром вздымалось из-за далекой, плавно изогнутой холмистой линии горизонта, и видно было две крупные, отчетливо различаемые крошечными дисками планеты – одну на фоне алого яблока, черную; другую
