когда Симон жил в Париже, их связывала то ли нежная дружба, то ли платоническая любовь. Вот это письмо:
«Прощай, Фанни!.. Все кончено!
Юность, иллюзии, улыбки и радость погрузились в небытие…
Остаешься лишь ты, как ангельское видение, повелевающее бесконечностью, стоящее выше вечности.
На мою долю выпало стать молнией, на мгновение озарившей тьму, – молнией, едва мелькнувшей над бездной и снова канувшей в пустоту!»
Увы, биографы склонны считать это письмо неподлинным. Возможно, оно слишком красиво, чтобы быть правдой?
Наконец, в XXI веке умирающему Боливару все чаще приписывают слова:
– Как мне выбраться из этого лабиринта?
Они взяты прямиком из романа Гарсиа Маркеса «Генерал в своем лабиринте» (1989).
Дитрих Бонхёффер
(1906–1945)
немецкий протестантский теолог
Бонхёффера считают святым, хотя у протестантов нет культа святых. Он боролся против подчинения лютеранской церкви нацистскому режиму и в 1943 году был арестован. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года обнаружилась причастность Бонхёффера к этому заговору. В начале апреля 1945 года остававшихся в живых заговорщиков спешно судили и приговорили к повешению.
Накануне казни, в послепасхальное воскресенье 8 апреля, соузники попросили пастора провести богослужение. Среди прочих текстов он читал стихи из 53-й главы Книги пророка Исайи, где сказано: «…за преступления народа Моего претерпел казнь».
Уходя на казнь, Бонхёффер попросил пленного английского летчика, если он вернется на родину, передать епископу Джорджу Беллу, своему давнему другу, следующие слова:
– Для меня это конец и в то же время начало. Как и он, я верю в наше универсальное христианское братство, которое выше всех национальных интересов…
Его тюремное стихотворение «Смерть Моисея» заканчивалось строками:
О Боже! Я любил свой народ.
Я нес и бремя его, и позор,
Я видел его спасенным – довольно!
Возьми меня! Из рук выпадает посох;
Верный Боже, приготовь мне могилу.
Александр Порфирьевич Бородин
(1833–1887)
композитор, ученый-химик
12 февраля 1887 года химик Дианин, ученик Бородина, работал в лаборатории. За стеной Бородин импровизировал на рояле. В лаборатории он появился со слезами на глазах: «Ну, Сашенька, я знаю, что у меня есть недурные вещи, но это – такой финалище… такой финалище…» Ни строчки из этой импровизации записано не было.
14 февраля он зашел к своей знакомой Марии Васильевне Доброславиной, жене профессора Медико-хирургической академии, и попросил ее прийти завтра на бал в Академии по случаю масленицы.
На бал Бородин явился в голубой рубашке и пунцовых шароварах. Профессор В. В. Пашутин приехал со званого обеда, во фраке. Бородин спросил, почему он такой нарядный. Доброславина
