Лондонский договор, в этом не может быть сомнения, был направлен против единения югославянских земель и склонялся скорее к великосербской программе. На Западе поговаривали, что Сазонов был очень давно настроен против Италии; иные утверждали, что он был против нее настроен лишь постольку, поскольку ему не хотелось, чтобы Италии досталась Южная Далмация, которую он по ошибке считал православной. Эти вопросы не выяснены достаточно еще до сих пор.
Супило был и у Николая Николаевича. Его рассказ о длинном разговоре с русским генералиссимусом и его приближенными давал ужасную картину политической наивности русских руководящих лиц и их невежества не только в области славянского вопроса.
Супило был прав; но я не был согласен с его взволнованной тактикой, благодаря которой он настроил Петроград не только против себя, но и против всех хорватов, а также обострил еще больше споры между хорватами и сербами. Супило не понял, что Россия очутилась в тяжелом положении вследствие нанесенных ей поражений и что союз с Италией она, вместе с остальными союзниками, заключила по необходимости; нужно было считаться также и с тем, что сербская династия и иностранная политика были ориентированы консервативно, за царя. После заключения Лондонского договора Пашич хотел сам ехать в Петроград, но Сазонов не счел это своевременным и нужным.
Из всего царского славянофильства не осуществилось ничего, кроме того, что Петербург стал Петроградом. Я уже говорил, что официальному Петрограду я очень скоро изложил нашу национальную и славянскую программу, повторял я это довольно часто; я предполагаю, что об этом докладывали также лондонский и парижский послы. И тем не менее послы в Париже, Лондоне и Риме не получали о нас никаких политических инструкций; мне известно лишь об обмене несколькими неважными письмами между Петроградом и заграничными учреждениями. Нет ни одного действия царского правительства, которое равнялось бы выступлению Бриана или программному заявлению президента Вильсона: это первое программное заявление союзников о нашем освобождении не было – как мы могли бы ожидать – сделано по русской инициативе или благодаря русскому старанию, а благодаря пониманию и помощи западных союзников и прежде всего Франции (Извольский заявление просто подписал). Да ведь, наконец, наиболее яркой иллюстрацией царского славянофильства может служить история нашей армии.
Как и все остальные колонии, так же и наши русские колонии высказались уже в начале войны за свободу и независимость народа и начали стараться создать войско из русских, чехов и словаков. Эти выступления чешских колоний были всюду инстинктивны и были логическим последствием нашей национальной программы. После парижской колонии, которая выступила первой, московские чехи подали (4 августа) правительству проект чехословацких легионов; это было еще накануне объявления Австрией войны России. В конце августа чехословацкие легионы начали образовываться, а в конце октября Дружина
