ему грех, не наложив епитимьи, и все же на душе у Нерсеса было тяжело.
Потом была осада Гянджи, где Нерсес Аштаракеци не знал ни минуты покоя. Он день и ночь сносился с жившими в крепости армянами, убеждая их оказывать помощь русским, ему некогда было думать о своих чувствах. Но когда все кончилось, когда последний защитник крепости мужественный Джавад-хан пал в бою вместе с сыном, а Гянджа, взятая армией Цицианова, была переименована в Елисаветполь (русское название Гянджи), угрызения совести вновь стали жечь огнем душу. Время постепенно сгладило боль воспоминаний, но теперь слова безумного старца вновь вызвали их из памяти. Голос Нерсеса дрогнул:
– Отец, ты отпустил мне грех, почему же теперь вновь напоминаешь….
Старый епископ неожиданно по-детски хихикнул и поднял кверху палец.
– Отпустил, потому что не знал.
– О чем, отец?
– Однажды совершенный грех порождает множество других грехов. Анаит, вернувшись в Карс, родила сына, но согрешила, солгав мужу, что это его ребенок.
Архиепископ оцепенел, чувствуя, как ужас ледяной рукой сжимает сердце.
– Отец, как ты можешь это знать?
На миг принесла облегчение мысль, что старик, подобно многим безумцам, сочиняет небылицы, но взгляд Галуста светился глубокой житейской мудростью, и голос его внезапно окреп:
– Мальчик родился на Пасху, спустя девять месяцев. Багдасар назвал его Гайком в честь своего отца, не зная, что…. И теперь Гайк учится в школе Эчмиадзина. Он ухаживает за мной, когда приходит его очередь. Читает мне, умывает, водит на прогулку. Когда у меня ясная голова, я с ним разговариваю. Однажды я узнал, что мать его не любит. Нет, он не жаловался, однако старик вроде меня может многое понять из простого разговора. Но, главное, он необычайно похож на тебя. Всем – лицом, взглядом, манерами. Даже руки у него твои. А бровь… Точно также, как ты, он поднимает ее и изламывает. В монастыре привыкли, не замечают, но один из приехавших с тобой стражников имеет зоркий глаз, он приметил. Я сегодня это узнал.
– Кто?
– Гарник. Он стал болтать, что мальчик твой племянник.
Нерсес с досадой поморщился.
– Гарник известный болтун и фантазер, никто не верит его домыслам.
– Поверят, если увидят вас рядом. Никогда не беседуй с мальчиком при свидетелях, удали его из монастыря.
Неожиданно ослабев, Галуст обмяк и стал валиться набок. Нерсес бросился к нему, обхватив за плечи, уложил на кровать.
– Отец….
Старик с неожиданной силой стиснул его руку, зашептал – еле слышно, но напряженное ухо Нерсеса схватывало каждое слово:
– Гайк желает стать священником, ты должен этому помешать. Не допусти еще одного греха, он не должен быть рукоположен. Тебе известен закон нашей церкви: только рожденный от благочестивых родителей и непорочного ложа может принять сан.
Глаза
