хозяевам.
Лошади в тех краях стоили баснословно дорого, и Серо с Гайком не решились пренебречь предложением гостеприимных давалинцев. Их проводили до границ Нахичеванского ханства, куда, по словам селян, разбойники не смели соваться, ибо правящая ханская династия Кенгерли поддерживала строгий порядок в своих владениях. Поблагодарив провожатых, путешественники направились к Нахичевани. Гайк, не в силах сдержать нетерпения, постоянно обгонял Серо, тот сердился:
– Куда гонишь?
– Хочу поскорей увидеть Нахичевань! Слышал ли ты, что по преданию этот город основан самим Ноем? – Гайк чуть придержал коня и повернул к своему товарищу раскрасневшееся от возбуждения лицо. – Крепость Нахичевань упоминается в трудах Мовсеса Хоренаци о Тигране Великом, а Павстос Бузанд (армянский историк) писал, что один из евреев, вывезенных Тиграном из Палестины, был врачом и соорудил в нахичеванской бане цирюльню, где излечивал абсолютно все болезни.
Серо, вспомнив рассказ родственника Аршака о нахичеванских банях с целебной минеральной водой, неожиданно испытал горячее желание попариться.
– Мой родственник Аршак в Нахичевань ездил, бани хвалил, – лицо его приняло мечтательное выражение, он даже причмокнул языком, – еще говорил, что в Нахичевани базар хороший, лавки от товара ломятся.
Вопреки ожиданиям, Нахичевань встретила их скорбной тишиной и молчанием. Встретившийся на дороге старик указал им духан, где можно было недорого перекусить, а на вопрос Серо о столь странном затишье ответил, что в городе объявлен траур по случаю смерти старого правителя Келб-Али-хана. Умер хан по возвращении из хаджа, что почиталось мусульманами, как особая милость Всевышнего. Чтобы почтить память отца, отмеченного самим Аллахом, его сын Эхсан-хан распорядился на две недели закрыть все торговые лавки, мастерские, базары и даже бани.
– Хан может две недели не пировать и не охотиться, а нам-то каково? У нас с сыном мастерская, седла делаем. Две недели не работать, товар не продавать – полное разорение, – не утерпев, в порыве отчаяния излил душу старик, но тут же опасливо оглянулся, махнул рукой и побрел дальше.
Народу на узких кривых улицах было немного, и вид у людей был невеселый – очевидно двухнедельный траур нес убыток не только недавнему собеседнику Серо и Гайка. Никто не смеялся, не разговаривал громко, в воздухе стояли заунывные причитания, откуда-то донесся детский плач, с башни мечети послышался крик муэдзина, призвавшего правоверных к молитве.
В духане Серо и Гайк заказали себе сациви с вином. Здесь было более шумно, чем на улице, сидевший поодаль от них богато одетый и важный с виду молодой купец-армянин говорил человеку со светлыми волосами и узким лицом, похожим на лисью мордочку:
– Нет, ага, на этой цене мы не сговоримся. У меня только кашанских тканей и иездской парчи на тысячу туманов, а ведь я везу еще рис,
