пытная сорока, нарядная воровка в бархатно-черном фраке и белом жилете, скакала по краю пустынного плаца. Шум из распахнутых дверей и окон Трапезной ее нисколько не пугал. Хитрюга то и дело останавливалась, крутила головой, ворошила длинным клювом кучи опавшей листвы. Знает, что сейчас ей ничего не угрожает. Пользуется тем, что неугомонные ученики заняты важным делом. Что может быть важнее полдника? Учащиеся Атрианской Школы громко стучали ложками, черпая зернистый творог в жирных сливках, – грызя гранит знаний, сытым не станешь.
Для горского мальчика, сына правителя горной страны Дорчариан, эта история началась именно с сороки. Но не этой, имперской, а другой, что жила далеко отсюда, на заповедном лугу у родовой горы с Лоном Матери. Когда братья-близнецы Олтер и Ултер прибыли к Матери Предков, то именно мнимые сокровища любопытной сороки, якобы спрятанные у нее в гнезде, поманили младшего брата. А старший, вместо того чтобы отговорить, еще и подначивал. Так он и решился покорить отвесную скалу. Чтобы добраться до гнезда и проверить – нет ли в нем имперского золотого.
Тогда это и произошло. Мы упали одновременно. Только я сорвался со скалы в своем мире, а мальчик – в своем. А мое взрослое сознание вселилось в детское. Дядька Остах считал, что таким необычным образом Мать Предков уберегла своего непутевого родича от гибели. После падения я долго провалялся в горячке, а когда очнулся, то обнаружил, что не могу ходить. Тогда-то диду Гимтар и придумал объявить меня наследником и отправить в имперскую школу. Так я стал Олтером, старшим. А мой брат – Ултером, младшим. До сих пор не знаю, чего в этом решении было больше – желания удалить калеку или надежды на исцеление в Атриане.
Хваленая имперская медицина мне не помогла, а вот удивительные способности Туммы, личного массажиста Наместника Сивена Гриса и его жены Элсы Эттик, смогли пробудить в теле внутренние ресурсы. Темнокожий гигант поставил меня на ноги. И вот теперь я в школе, а на дворе стоит не по-осеннему жаркий первый учебный день в Первой Школе.
– Ты должен придумать, что нам делать, – негромко сказал Бареан.
Приятель смотрел на меня требовательно и серьезно, как смотрят на взрослого, который непременно знает правильный ответ.
А я не знаю! Не знаю, загрызи меня клибб! Откуда мне может быть известно, где в этой клятой Первой Школе находится карцер? Точнее – комната наказаний!? Между прочим, я тоже здесь только первый день!
Сорока непостижимым образом почуяла мой интерес. Сверкнула блестящим глазом, качнула хвостом, махнула крылом, – и была такова. Я отвернулся от окна и посмотрел на приятелей.
– Нельзя бросать друга в беде. Мы должны ему помочь, – вновь продолжил Бареан. Юркхи и Кольша согласно закивали.
Вокруг стоял гомон, резкие выкрики, взрывы смеха, раздавался стук ложек, скрип столов, шум отодвигаемых скамей, быстрый топот сандалий. Неудивительно – если загнать под одну крышу полторы сотни разновозрастных детей, то разноголосие будет таким, что впору уши затыкать.
Внутренний распорядок в Первой Школе устроен таким образом, что нас, первогодок, опекают особо. Учимся мы в своем корпусе, занимаемся на открытом воздухе на отдельной площадке, живем в отдельных от остальных учащихся помещениях. Единственное место, где мы пересекаемся со старшими школьниками – это Трапезная. Но и здесь о нас позаботились: первоклашки сидят наособицу, в углу на небольшом возвышении. Мы с друзьями занимаем ближний к окну стол. Мы – это я, Фиддал, Бареан, Юркхи, Кольша и Булгуня. Место Булгуни сейчас пустует, а Бареан придумывает, как передать другу полдник, которого его незаслуженно лишили.
И откуда этот Бареан, такой правильный, взялся на мою голову? Меня, конечно, возмутила несправедливость нашего коменданта по отношению к Булгуне. Как-то он слишком резко взъелся на толстяка. Но мое возмущение было мимолетным. Я целыми днями, как безумный, думал только об одном: о возможном грядущем нападении Империи на Дорчариан. Это стало каким-то наваждением. В моих ночных кошмарах воины Фракса Хмутра врывались в дома, вытаскивали жителей Долины во двор, жгли и убивали. Мало мне этих навязчивых, тяжелых мыслей о войне – еще и Тумма подбросил хвороста в костерок. Темнокожий лекарь вспомнил все, что знал о дваждырожденных и недавно поделился со мной своими знаниями.
По сравнению с моими бедами наш пухлый друг, сидящий взаперти в комнате наказаний, казался мне счастливчиком. Ну не вызывал он у меня острого желания ему помочь. Велика беда – поголодает немного! Ему только на пользу пойдет! К ужину-то его все равно выпустят!
Но Бареан считал иначе. У него все просто: товарищ наказан несправедливо, ему нужно помочь. И точка. А как помочь? Очень просто: прокрасться к двери, шепнуть одобрительные слова и попробовать передать полдник. Я хмыкнул и покосился на тарелку с творогом и изюмом. С другой стороны – Бареан прав. Кругом прав, и злиться нужно не на него, а на себя. Хороший из меня друг получается! Бедняга Булгуня ни за что ни про что кукует в карцере, а я и ухом не веду! В конце концов, парню всего лишь десять лет! И он
