значится на моей регистрационной карте иностранца. Я уже отдала ее кому-то.
Тощий делится этими сведениями с коллегой по-японски. Следует ответ по-японски, потом по-английски.
– Это не моя работа – знать, что произошло с вашей регистрационной картой иностранца. Ваше полное имя.
– Люси Флай.
Толстый супит брови.
– Руши Фураи, – говорю я в попытке проявить доброжелательность. Когда полицейские допрашивали меня в прошлый раз, мой приятель Боб предупредил, чтобы я постаралась вести себя нормально, хоть это и не в моем характере, и держалась как можно любезнее.
– Мне тридцать четыре года.
Он не реагирует.
– Вообще-то, я родилась в год Змеи.
– И вы работаете в Токио, в Сибуя, – говорит пожилой толстый полицейский по-японски. Дождавшись повторения того же по-английски, я отвечаю:
– Это верно.
– Название компании?
И снова я жду перевода, прежде чем ответить:
– «Сасагава».
– Вы там редактор?
Мой юный тощий друг послушно передает это мне.
– Переводчик. С японского на английский. – Я ожидаю, что до них дойдет, но не тут-то было.
– Сколько вы там работали?
– Около четырех лет.
– Значит, вы говорите по-японски.
Переводчик говорит:
– Значит, вы говорите по-японски.
– Да, – говорю я, а про себя думаю: «Да очнись ты!»
– Да, она говорит.
Полицейский бросает на меня подозрительный, недружелюбный взгляд, которого я, полагаю, не заслужила. Пока.
– Пера-пера, – говорю я. «Свободно».
– Вы этого не сказали.
– Меня не спрашивали.
Переводчик удаляется, кипя от негодования. Я рада, что отделалась от него. От его акцента я отнюдь не в восторге. И остаюсь один на один с пожилым толстяком.
Тот сопровождает меня в маленькую комнатку и приглашает сесть. Сам садится напротив и смотрит куда угодно, только не мне в лицо. Я не в претензии. И чего бы ему глядеть мне в лицо? Люси – отнюдь не живопись маслом, как известно всякому, кто ее знает. Впрочем, как только я устраиваюсь поудобнее, он заставляет себя поднять глаза на мое лицо лишь затем, чтобы понять, что теперь не сможет их отвести. Дело в моих глазах, я знаю.
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне о ночи, когда Лили Бриджес-сан исчезла.
– А вам известно, в какую ночь она исчезла?
– В ночь, после которой ее больше не видели. Насколько нам известно, вы были последней, с кем она разговаривала.
– Я уже говорила вам об этом.
– Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне еще раз.
– Я была у себя в квартире. Раздался звонок в дверь. Я открыла. Это была Лили. Мы поговорили с минуту,
