поставила миску с супом на плиту.
Когда Вера посадила его за стол, поставила перед ним тарелку, неожиданно раздался звонок. Взглянув на себя в зеркало, она пошла открывать общую железную дверь. Идя по длинному коридору, стараясь не наткнуться на коробки, мешки, велосипеды и санки, наставленные соседями возле своих дверей, она громко спросила:
– Кто стучится дверь моя?
Хлопнув дверями, уехал лифт. Люба грубым голосом грозно ответила:
– Свои!
Пройдя на кухню, Люба угостила мальчишку конфетами и ткнула его в бок острым ногтем.
– Вера, нужно, чтобы ты из отпуска пораньше вышла. А то все болеют, работать некому. Начальник меня сегодня специально пораньше отпустил, чтобы я к тебе съездила.
– Чем это они болеют? – недоверчиво спросила Вера.
– Да ну их! – Люба махнула рукой. – Не бери в голову. Я скажу, что ты не согласилась. Или тебя дома не было?
– Скажи, что я в деревне у матери.
– Скажу, что пришла, замок поцеловала и ушла.
– Или выйти? А то потом…
– Не переживай, ничего он тебе не сделает. Он все равно от нас уходит. У него заявление подписанное лежит.
– Куда?
– В лабораторию переводится. Будет теперь начальником спирта у них. По уничтожению спирта.
Проводив сына, они сели за стол. У Любы под блузкой тугие лямки лифчика продавливают полные плечи. Она громко восклицает и хлопает рукой по столу:
– А я вот такая женщина! Я не могу где-то за спиной у кого-то… Я всегда всем прямо говорю. А то у нас все хитрые, одна я простая. Разве не так? Когда я все для них делаю, они это не ценят. Словно так и должно быть. Вот теперь пусть они меня только попросят.
Нанизывая грибы, она цокала вилкой по тарелке, в которую Вера кольцами крошила лук.
– А то они все там любители на чужом в рай въезжать… – глухо проворчала Люба, трогая нитки бус на груди. – Ох, как мы однажды с ней сцепились. С Гулей я имею в виду. Она начала одну молодую осуждать. Вот, мол, такая и сякая. А я не выдержала и говорю ей: «Ой, ты, моя праведница. Она гуляет, так она еще молодая. А ты, фарья старая, и то не остановишься никак». На самой пробы негде ставить, и при этом еще выступать берется. Я тебе не рассказывала? Бросала она ведь и мужа, и детей. Директору нашему на нее анонимку присылали. Нам потом секретутка его давала читать.
– А что там в анонимке было?
– Ты спроси, чего там только не было! Я что хочу сказать. Я за столько лет, что я работаю, я здесь все про всех знаю. Но я молчу. Хотя про Людмилу нашу я бы тоже сказала, что это клизма трехведерная. Со вторым мужем она знаешь, как сошлась?
– Знаю. Зато сейчас живут нормально.
– Ой, брось! – поморщившись, Люба махнула рукой. – Он ее загонит раньше времени. Она и так пашет без отдыха, а он ей только и успевает заказы новые подыскивает. Она здоровье себе надорвет, и он ее бросит. Это сестра должна быть богатая, а жена здоровая. Больная она ему нужна будет? Больная жена мужу не мила! Ты мне лучше
