кто должен был следить за этим балансом самостоятельно, изучать вкусы потребителей, делать расчеты, принимать во внимание множество факторов, влияющих на ситуацию на рынке.
Причем книги – явно не предмет первой необходимости, скорее, все еще роскошь. Капризный товар. Чуть ухудшится экономическая ситуация: небольшой кризис, политическая нестабильность, природные бедствия – и их в первую очередь перестанут покупать. Даже самые богатые клиенты – целевая аудитория таких типографов, как Плантен, – становятся осторожными в покупках при первых же тревожных звоночках. Уж они-то знают цену деньгам и понимают про кризисы намного больше, чем простые обыватели. Книги покупают, когда все хорошо и спокойно, а таких периодов в XVI веке было не так уж много. Впрочем, можно говорить о временах относительного спокойствия, когда целевая аудитория чувствовала себя в безопасности.
Париж разочаровал Плантена. Его оптимистические ожидания не оправдались. Во-первых, с мастерской Богара ничего не вышло. То есть умер он довольно вовремя – в 1548 или 1549 году, да и сыновей у него не было. Однако была дочь. На которой и женился коллега Кристофа, подмастерье Мартен ле Жён, естественно, унаследовав мастерскую. На что вообще надеялся Плантен? Вполне логично, что типографию унаследует тот, кто женится на дочери хозяина, а Плантен не мог бы этого сделать при всем желании – он уже был женат. Впрочем, мы не знаем, что за дочка была у Богара – может статься, люди и не верили, что кто-нибудь когда-нибудь может на ней жениться.
Во-вторых, в Париже Плантен столкнулся с той же клановостью, как и в любом другом месте, с той же монополизацией печатного рынка несколькими семьями, в которых патенты, оборудование и клиенты передавались из поколения в поколение. Казалось бы, и ста лет не прошло с изобретения Гутенберга – а уже все поделено. Неизвестно, имелись ли у него реальные шансы получить королевский патент, но даже если имелись – похоже, что-то пошло не по плану.
К тому же, в 1540-х годах книгопечатная индустрия Парижа, по-видимому, достигла пика своего развития, некоего «потолка», выше которого подняться уже не могла. Среди книготорговцев и типографов стали поговаривать о некотором застое, а значит, обострилась конкуренция, вопросы выдачи новых патентов могли решаться медленней.
А еще до Франции докатилась Реформация во всей ее противоречивой красе. В 1547 году на престол вступил Генрих II. Он был ровесником Плантена, так что с детства имел возможность наблюдать, как Реформация расползается по Европе, и любой ценой хотел избежать во Франции немецкого сценария: когда значительная часть аристократии выбрала протестантизм, в корне изменив тем самым политическую ситуацию в Священной Римской империи. Помня, что в германских землях идеи Лютера распространились именно благодаря печатному слову, Генрих обратил свой взор на парижских типографов. Что это они там печатают? Чуть глубже вникнув в ассортимент книжной продукции и вольную атмосферу в среде печатников и книготорговцев,
