были облака, одетым в пурпур.
Шумела древней мельницей река –
сквозь нас вселенная твердила в рупор
одно лишь слово, лившееся как
кровь с молоком и ставившее в ступор.
Она твердила: «Повтори», –
И я бы вырос из земли
И дотянулся, и ударил в небный бубен!
Но слишком много Бога мне,
Вертелся купол на спине
И опрокинулся, и понял я, что умер.
Поэма Полифема
Уроки кончились, и я
схватил учебники подмышку –
лягушкой на спине сиял
портфель с раскрытым ртом для книжек.
Пропеллер ног – пустой подъезд –
учебники на стол – наружу
я выкатил велосипед,
вцепился в руль, педали тужил –
Скорей! На улицах пожар!
Малюет солнце, лица шпаря.
Скорей! Сквозь пробки, где дрожат
автомобили в жёлтом паре.
Скорей! С колёсами срастясь,
скорей наматывая время!
Педалями на ноги, в грязь
в песок, в болото, в камни, в темень!
Замолк асфальт. Земля ко мне
перевернулась мягким боком –
на механическом коне
запрещено идти за соком,
который с дерева течёт,
ведёт меня янтарным цветом
и запахом – трава и мёд –
в лесу ни стрекота, ни ветра.
Застыло солнце в тихий час
лосём, учуявшим охоту.
И вот он – клён, стоит в анфас,
собою заслоняя входы.
Сквозь листьев рыбию гортань
в густую темноту пещеры
я окунулся – мой фонарь
желтком растёкся по расщелинам.
И в окружении быков,
чьи кости будто под рентгеном
торчат со стен, я слышал зов,
и раздирая в кровь колено,
полз по камням – искал начало.
Вовнутрь внутренности скрёб,
кровь на рисунки попадала
и оживал на стенах горб!
Ревела мамонтом пробитым
и улюлюкала толпой
вся темнота, что колом вбита
была в меня чужой рукой.
Мне череп расщелкнули зубры
и тигры распластали плоть!
Все камни превратились в зубы,
чтобы меня перемолоть.
Я слышал зов! Я слышал песню
о том, как древняя смола
твердела на огне как вестник
того, что холод ждёт тепла.
Когда я вышел ослеплённый
никем как новый Полифем,
ещё один листок на клёне
кровавой птицей улетел.
