ное литературное событие, появление книги Г.И. Данилина «Очерки и рассказы».
Г. Данилин очень тщательно изучил рабочий быт, очень пристально всмотрелся в духовный и нравственный облик рабочего и, в результате, дал, правда, ряд очерков, ряд рассказов, в которых описательный элемент преобладает над повествовательным, но его очерки нисколько не походят на обычные эскизы. Его очерки набрасывают верную, многостороннюю, продуманную картину жизни, развивающейся в одном из интереснейших уголков русской действительности.
Этот уголок – мастерская столичных промышленных заведений. Из числа этих мастерских Г.И. Данилин предметом своих художественных описаний выбирает, главным образом, те, в которых парят еще «старые» порядки, на которых еще лежит печать пресловутой «патриархальности».
Таково, например, литографское заведение Мохова («В мастерской»). Мохов – типичный пример русского купца, закореневшего в старинных взглядах на способы ведения промышленного предприятия и на отношения между предпринимателем и рабочими.
Он был, как говорится, «нескладно скроен, да крепко сшит». Широкий в плечах, неповоротливый, напоминавший движениями героев русских лесов, медведя, он к тому же обладал и медвежьей силой, которую и проявлял, уча рабочих «уму разуму». Даже лицо его внушало трепет не знавшим его. Крупный, картошкой нос, рот с редкими желтыми зубами, в которых он держал неизменно сигару русского приготовления и постоянно нависшие седые брови над серыми серьезными глазами.
Одет он был всегда в длинный старый сюртук, «правый рукав которого он постоянно держал в кулаке, чтобы не зашибить руку в частых и случайных стычках».
Как истый русский человек, он любил подраться и любил крепкие русские слова. Пьяненьким рабочим-вертельщикам, столярам, картонщикам – от него частенько «влетало».
Расправившись таким образом с кем-нибудь из своих подчиненных, он, довольный и радостный, шел к рисовальщикам.
Хорошего леща сейчас отпустил Степке, – довольно похвалялся «сам» Коптев, Хочешь сигаркой угощу? – предлагал он.
Без «леща» он сигаркой никогда не угощал, но после «леща» у него всегда являлось хорошее расположение духа. Рабочие знали это и по-своему пользовались «случаем». Они сейчас же, кому нужно, шли просить «вперед» деньги и никогда не встречали отказа.
Система штрафов за прогул «истый русский человек» не признавал. Не признавал он вообще никаких технических и административных нововведений в деле. Возмущался теми хозяевами, у которых «по свистку люди приходят, по свистку уходят обедать, и опять приходят и кончают, все по свистку»; у которых каждый рабочий имеет свой нумер, за каким он и значится. Приходит на работу – вешает нумер, уходит обедать – снимает, приходит – опять вешает». Рабочего он считает человеком, К одному из хозяев «нового» типа он обращается со следующим нравоучением:
«Человек – все человек, а не нумер! Он хоть и простой мужик, к примеру, у меня вертельщик, у тебя ткач, а он из того же теста и из тех же мужиков, что и мы с тобой».
И если Мохов и другие подобные ему «хозяева» (напр., «сам», фигурирующий в бытовых очерках «Из записок чернорабочего»), с их чисто домостроевским мировоззрением на фоне текущей экономической жизни являются людьми устаревшими, людьми эпохи, уже отходящей в области исторических преданий, если на порядки, подобные тем, которые царят в мастерских Мохова, следует смотреть, как на вопиющий исторический анахронизм, то рабочих, состоящих под началом Мохова и Ко, нельзя никоим образом упрекнуть в отсталости и приверженности «старине».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
