ь точнее, она резко обрывалась. Глубину провала и крутизну его Рыцарь мог оценить лишь догадкою, ибо снежная белизна смешивалась с белизной облаков и скрывала дно (если таковое вообще-то имело место быть). Справа нависала скала, она закрывала собою половину пейзажа, словно кулиса гигантского театра. Впереди, на значительном удалении присутствовал замок… нельзя сказать чтобы огромный или даже большой, но с претензией на изящество и некоторым уместным пафосом – с башенками, шпилями, эркерами и балконами.
Впрочем, замок здешнего Графа (узнаваемо это был он) менее всего интересовал Рыцаря в эти минуты. Мужчина озяб до костей, проголодался и жутко хотел пить – запас воды вышел ещё вчера, и приходилось жевать снег, дабы увлажнить горло. Посему Рыцарь отдал всё своё внимание приземистому строению, что напоминало выброшенную на сушу шаланду.
"Трактир", – уразумел мужчина, ощущая в душе волнение, а в желудке несносное одиночество.
У боковой стены трактира, прямо за бревном коновязи пристроился пузатый низенький господин в хромовой кацавейке и шумно мочился. Мочился мощно, как конь, делал это как-то… протяжно, с видимым наслаждением. Завидев на дороге незнакомца (Рыцаря) пузан не только не прекратил своего безобразия, но напротив, поддал давления. Окликнул:
– Пойди сюда, чего скажу!
Рыцарь во второй раз за сегодняшний день оглянулся и переспросил:
– Это вы мне?
– Тебе-тебе! Шагай ближе, что я на весь Город буду орать?
Рыцарь приблизился, стараясь не смотреть на струю коротышки, и понимая, что пялится именно на неё.
– Повара сегодня прихватили. – Коротышка заговорил так, будто Рыцарь был его другом (с одной стороны) и меж ними велась оживлённейшая беседа, прерванная некстати… вы понимаете чем. – Взяли с поличным, голубчика. – Пузан кивнул в сторону замка. – Все улики против него. Граф рвёт и мечет, мечет и рвёт. Хотел казнить мерзавца немедля, и только близость Рождества остановила расправу.
– На всё воля Божия, – отозвался Рыцарь.
– Графа! – поправил пузан. – Пойдём, я тебе популярно растолкую обстоятельства.
"Меня принимают за другого!" – сообразил Рыцарь и несколько от такой гипотезы поуспокоился.
Вошли в трактир (пузан первым, Рыцарь за ним). Меж барной стойкой, мясницким столом и обеденным залом пылал очаг. Натоплено в помещении было изрядно, однако Рыцарь потянулся к огню, вытягивая вперёд ладони и поворачивая головой, чтобы тепло проникало за воротник.
– Хей! – пузан остановился в центре зала, выбросил вверх руку и провозгласил: – Всем пива за счёт Рыцаря! Лучшего пива в этой помойной яме, я попрошу! Эльза поторопись, господа не любят ждать, шевели задницей, старушка!
"Как он узнал, что я рыцарь?" – первая мысль, пробежавшая в голове.
И вторая: "Денег уж нет как нет полгода".
На всякий случай, Рыцарь напрягся, подготавливаясь к драке. Пузан стоял с поднятой рукой. В очаге потрескивали поленья. Секунду висела гробовая пауза, затем произошло движение.
– Посетителей в заведении нет, – проговорила женщина, показываясь из-за стойки. – Или ты ослеп?
– Ты один, дубина! – поддержала вторая. Она мыла полы, стояла на коленях, и потому её не заметили.
Рыцарь посмотрел на одну даму (ту, что за стойкой), нашел её нестарой и не лишенной привлекательностей (включая специфические женские округлости), перевёл взгляд на вторую и обнаружил…
– Они же того… – шепнул, наклоняясь к пузану, – одинаковые.
– Я всё слышу! – огрызнулась поломойка.
– Не надо хамить, юноша! – поддержала вторая.
Рыцарь покраснел и промямлил, что хамства здесь никакого нет:
– Не я же это придумал… что вы одинаковые… есть, в конце концов, зеркало…
Дамы загалдели, зашипели, словно некормленые гусыни; разрядил обстановку пузан. Он уселся за стол, хлопнул ладонью по лавке, призывая Рыцаря опустить поясницу рядом, ещё раз прикрикнул дамочкам, и объяснил… как бы промежду прочим, что трактиром заведует Эльза. Она хозяйка.
– А вторая? – спросил Рыцарь.
– Что вторая?
– Вторую, как зовут?
– Эльза! – удивился пузан. – Я же тебе говорю: трактиром заведует Эльза. Их две. Обе хозяйки. И заведение называется соответствующим образом: "Две вдовы одного покойника".
Рыцарь счёл, что в названии заключена нелепица: "Как он мог жениться на второй, если отдал Богу душу ещё при правлении первой?" Однако спорить не решился.
– Плюнь! – посоветовал пузан. – Не над тем ты голову ломаешь.
– А
