совсем по-другому. Мне снится, как хозяйка бросает мне мячики, и я ей их приношу. Или как почтальон дает мне пряники, которых хозяйка никогда бы мне не купила. И я, когда просыпаюсь, всегда осознаю, что это был всего лишь сон. И точно так же я теперь осознаю, что мои сны о том, как мы были в снегу и как мы были на пляже, не являются обычными снами.
– Я не знаю, что ты там себе воображаешь, – рассердилась я, – но у меня с тобой никаких детенышей не будет!
Я понятия не имела, действительно ли Макс этого хочет, и не могла себе этого даже представить. Раньше у меня возникало чувство, что он затеял какую-то гнусную игру с изувеченной самкой. Возможно, Макс был самым отъявленным лжецом среди всех нас. Он мне еще ничего не рассказал о том, почему он покинул свой дом. Возможно, не существует никакой девочки по имени Лилли, никакой хозяйки, никакого хозяина с поводком, и Макс – всего лишь чокнутый пес, который слоняется туда-сюда и развлекается тем, что терзает других собак разными россказнями.
– Я думаю не о детенышах…
В голосе Макса чувствовалась грусть, которая, однако, не смогла ослабить мой гнев. Я, наоборот, рассердилась еще больше, потому что даже такой чокнутый пес, как Макс, не мог себе вообразить, что я могу стать матерью его детенышей.
– Почему ты сейчас не в доме у тех людей? – спросила я. Мне хотелось разоблачить его как лжеца. – И как ты вообще попал к нам на мусорную свалку?
Макс молчал.
– Что ты утаиваешь?
– У нас с тобой не будет детенышей, – очень печально сказал Макс.
– А я и не хочу иметь от тебя детенышей! – выпалила я ему. – И ни от кого другого!
Он смущенно потупил взор.
– Что случилось?
Он молчал.
– Да скажи же ты! Скажи!
– Я не могу… я не могу зачать детенышей.
– Что?
– После того как я пробыл три сезона в доме у тех людей, хозяйка привела меня к другой женщине, и та ткнула в меня какой-то иголкой. Я вскоре как бы заснул, но при этом не спал.
– Заснул, но при этом не спал?
– Глаза у меня были открыты, но мое тело стало таким уставшим, что не могло даже пошевелиться.
– У тебя был жар?
– Нет. Я был как в тумане. Как в тот момент, когда ты уже вот-вот заснешь. И когда я вырвался из этого тумана, самки уже никогда не пахли для меня так, как раньше.
Макс отошел от меня в сторону. Он явно стыдился. Точно так же, как я стыдилась своей раны.
И мне стало его жаль. Очень сильно жаль. Мой гнев тут же бесследно улетучился.
– Ты в этом уверен?.. – осторожно спросила я.
– Я ведь знаю, что я чувствую, когда что-то нюхаю, – ответил он и пошел прочь от меня вверх по склону.
Нет, Макс вовсе не был чокнутым. Ни один чокнутый не смог бы выдумать ничего подобного.
Я пошла вслед за ним, но успела сделать лишь пару шагов, когда он вдруг сказал:
– Нет.
Я остановилась.
– Ты ведь не хочешь быть рядом со мной.
– Почему
