к своему хозяину и с годами перенимает его мысли и вкусы и даже выражение лица.
Наверное, я не обратил бы внимания на этого субъекта, если б не контраст его внешнего облика и современного слоу-рока, вылетающего из его кармана. Транзистор, лежащий в кармане, казалось, жил своей отдельной частной жизнью, независимой от кармана, от пиджака, а тем более от человека в пиджаке.
Впрочем, внимание мое быстро рассеялось. Музыка летела со всех сторон. Вот прошел рослый волосатый детина в майке с собственным портретом на груди. Из живота у него летела песенка:
Ты говоришь: «Пока!»
Я говорю: «Привет!»
Ты говоришь: «Пока!»
Я говорю: «Привет!»
Этот был в полной гармонии со своим транзистором.
Вот стайкой – ах, именно стайкой! – держась за руки, традиционной стайкой в белых платьицах прошли девочки-выпускницы.
«Мы наденем праздничные платьица…» – подпевали они своим транзисторам.
Прошел господин иностранец с замшевым мешком под мышкой. Мешок голосил:
Иф ю лайк Юколели леди,
Юколели леди лайкс ю…
Под копытами Медного всадника, в непосредственном соседстве с посрамленной змеей, стоял на дощатом помосте квартет приличных молодых людей среднего возраста.
Там горы синие!
Там люди сильные!
Ливни обильные!
Добрые пеликаны!
Гордые великаны!
Там! Там! —
пел квартет.
При звуке «там» четыре руки показывали в разные стороны света, а четыре другие руки опускались вниз и делали движение, похожее на гребок пловца. Поневоле у всех слушателей и зрителей повышалось настроение.
Медный всадник и помост с квартетом были освещены ярчайшим кинематографическим светом, а возле скверика стояли огромные, двух– и трехэтажные, фургоны телевидения. Теперь я понял, откуда взялся этот запах, похожий на запах древнеримских факелов. Так пахнут «диги» – киношные осветительные приборы. Они во множестве были расставлены по историческому плацу.
Впрочем, и факелы пылали, но только на другом берегу Невы. Огромные желтые языки полыхали над Ростральными колоннами, на Стрелке Васильевского острова, и Петропавловская крепость вся была окаймлена живым огнем.
«Что же все-таки происходит глухой ночью в городе моей молодости?» – задал я себе вопрос и получил наконец ответ.
За Дворцовым мостом посредине Невы появился корабль с алыми парусами.
– Алые паруса!
«Это гриновский праздник ленинградской молодежи, ночь после последнего экзамена, – вспомнил я. – Это, стало быть, тот самый знаменитый праздник, который стал уже по-хорошему традиционным в городе на короткой, но полноводной Неве. Вот куда я попал! Вот удача!»
И не успел я произнести в уме слово «удача», как тут же увидел своего старого друга Гену Стратофонтова. Нe знаю, можно ли назвать старым другом
