кентий».
Впрочем, раньше Хохол сообщал проще и короче: «Жду». И всё тут!
А на этот раз появилось длинное и совершенно не нужное слово «обязательно»… Как будто раньше его вызов был не обязательным… Как будто раньше после такого сообщения Андрей мог не появиться пред «светлые очи пана Семена».
Андрей улыбнулся, заметив, что в своих размышлениях назвал одного и того же человека тремя разными именами.
Имя «Иннокентий» они придумали вместе… Это вроде пароля для связи с Андреем.
И правильно! Незачем оставлять следы в эфире. Сотовый телефон – он только на первый взгляд безопасная штука. Любой радиолюбитель соорудит устройство для контроля и записи сообщений. Знать бы только, какой номер отлавливать.
А дальше – работай! Анализируй разговоры и сообщения. Сопоставляй даты, места, имена… Так вот, «Иннокентий» и был придуман именно для такого случая. Если и слушает их «вероятный противник» с Лубянки или с Петровки, то ему не одну поллитровку надо будет выпить, чтобы разобраться в этих именах. И для кого Хохол – Иннокентий, для кого Викентий, а для кого Семен.
Сам-то Хохол, как он не запутается?.. Правда, он головастый. Не зря же он для своего окружения – шеф, батя, старик…
Говорят, что лысина так просто не появляется…
Если мозгам в голове тесно, они прут во все стороны и волосы заодно выдавливают… А Хохол лысый как коленка.
Это уже точно, что мозгам тесно в его черепушке… И то, правда, что не долго им в заточении мучиться. Очень уж много охотников помочь им на свободу вырваться…
Хохол – он, конечно, мужик не глупый, но такие умники долго не живут.
Хохол… эту простую кличку Андрей помнил еще с детства… Лет с пятнадцати.
Они жили в одном дворе, в большом «генеральском» доме на Горького. И Андрей наверняка видел Семена Тарасовича Грошавеня… Видел, но не запомнил его. Очень он был неприметный.
А известным всему дому Хохол стал в день своего ареста по какому-то «валютному» делу.
Уже к вечеру весь дом знал от словоохотливых понятых, что в квартире «этого хохла» вскрывали паркет, под которым «золотых монет разбросано, как гальки на пляже в Сочи».
Особенно интересовал всех рассказ о пачках американских денег, которые в последний момент были извлечены из подоконника. Понятые, купаясь в лучах славы, обстоятельно поясняли:
«Пачки толстые, а что толку? Очень, надо сказать невзрачные деньги… Серые такие. С одной стороны только зеленоватые… И все одинаковые! Что тебе десять, что пятьдесят, что сто… Одно слово – доллар!.. И чего он на них позарился? Уж если и копить деньги, то наши. Яркие, приятно посмотреть… Рубль – он желтый, а червонец, понятное дело, – красный. Все как у людей».
…Вновь Семен Тарасович появился в их дворе только через пять лет.
Московской прописки его, естественно, лишили, но в старой квартире продолжали жить его мать и тетка.
Хохол появлялся у них каждую неделю, стараясь не попадаться на глаза участковому… Впрочем, что мог сделать молоденький лейтенант с тридцатипятилетним мужиком, имеющим три высших образования: историческое, экономическое и пятилетку мордовских лагерей?
При любой встрече с участковым Хохол заявлял, что «в настоящий момент направляется за сто первый километр к месту постоянной прописки. В Москве бывает часто, потому что очень любит свою мамашу… Еще вопросы есть? Вопросов нет!»
Андрей к этому времени приобрел двухлетний опыт десантника и странную кличку Дрюсь… Странную лишь на первый взгляд. Просто вначале он был Андрюха, потом Дрюха, а затем Дрюсь.
Несмотря на свою осторожность, Семен Тарасович сразу начал привлекать Андрея к делам. Но через год, когда начался смутный период череды генсеков, хохол вдруг исчез.
Вновь они встретились лишь три года назад.
Андрей часто вспоминал потом эту встречу и этот удивительный по лаконичности и влиянию на всю его жизнь диалог:
– Как дела, Дрюсь?
– Нормально.
– Сидел?
– Да.
– Долго?
– Три года.
– За что?
– Да не тот сейф вскрыли.
– Стрелять не разучился?
– Не должен бы… Я шесть лет назад мастера спорта получил.
– Слышал! Поэтому и спрашиваю… Знаешь что, Дрюсь, есть у меня к тебе дело на десять зелененьких.
Сразу после этого Хохол показал Андрею свое удостоверение.
Теперь
